Шрифт:
Марк Твен. Жанна д'Арк
PERSONAL RECOLLECTIONS OF JOAN OF ARK
BY THE SIEUR LOUIS DE CONTE (HER PAGE AND SECRETARY) FREELY TRANSLATED OUT OF THE ANCIENT FRENCH INTO MODERN ENGLISH FROM THE ORIGINAL UNPUBLISHED MANUSCRIPT IN THE NATIONAL ARCHIVES OF FRANCE BY JEAN FRANCOIS ALDEN BY MARK TWAIN (Samuel L. Clemens)
ЛИЧНЫЕ ВОСПОМИНАНИЯ О ЖАННЕ Д'АРК
СЬЕРА ЛУИ ДЕ КОНТА {1} , ЕЕ ПАЖА И СЕКРЕТАРЯ, В ВОЛЬНОМ ПЕРЕВОДЕ СО СТАРОФРАНЦУЗСКОГО НА СОВРЕМЕННЫЙ АНГЛИЙСКИЙ ЯЗЫК ЖАНА ФРАНСУА АЛЬДЕНА {2} С НЕОПУБЛИКОВАННОЙ РУКОПИСИ, ХРАНЯЩЕЙСЯ В НАЦИОНАЛЬНОМ АРХИВЕ ФРАНЦИИ, В ХУДОЖЕСТВЕННОЙ ОБРАБОТКЕ МАРКА ТВЕНА (Сэмюэла Л. Клеменса)
Луи де Конт (Луи де Кут) – личность историческая. Это земляк и друг детства Жанны д'Арк, впоследствии один из сподвижников в походах и – после ее смерти – свидетель на Процессе реабилитации
Жан Франсуа Альден – вымышленное имя переводчика якобы найденной в национальном архиве Франции старофранцузской рукописи личных воспоминаний о Жанне д'Арк ее пажа и секретаря Луи де Конта. Этим псевдонимом М.Твен прикрывал свое авторство при печатании романа в журнале «Харперс мэгезин» в 1896 т.
МАРК ТВЕН И ЕГО КНИГА О ЖАННЕ Д'АРК
Выдающийся американский писатель Марк Твен (1835-1910) – самый известный за пределами своей родины художник-реалист и демократ. Наш читатель знает и ценит в М.Твене писателя, который всегда был верен жизненной правде.
М.Твен вышел из гущи народной и потому, естественно, проникся образом мыслей простых людей Америки. На первых порах буржуазные издатели очень хотели придать юмору Твена чисто развлекательный характер. В своей статье «Два Марка Твена» Т. Драйзер очертил наметившееся в творчестве этого «Линкольна американской литературы» противоречие, в силу которого «...простой, непосредственный, гениальный малый с речного парома и из рудничного поселка, а затем из западноамериканской газеты растерялся и одно время был положительно ошеломлен, очутившись в том наглом, настойчивом, властном, полном условностей мире, к которому он необдуманно примкнул» [Т. Драйзер. Сочинения, том II, стр.594]. Но демократическая закваска в даровании М.Твена неизменно сказывалась в том, что наряду с образцами чисто развлекательного юмора, вроде «Мои часы» или «Как я обучался езде на велосипеде», им создавались такие проблемно сатирические вещи, как «Письма Китайца» или «Как меня выбирали губернатором».
Еще в 1874 году возглавлявшийся М. Салтыковым-Щедриным журнал «Отечественные записки» начал печатать роман М.Твена «Позолоченный век» с указанием, что «это произведение, возбудившее сильное негодование в Америке, представляет такое обличение мрачных сторон американской жизни, которое могло раздражить до исступления квасной патриотизм американцев».
Реалистическое дарование М.Твена все крепло, ширились горизонты его творчества. Он опубликовал замечательные «книги для мальчиков в возрасте от 8 до 80 лет» – «Приключения Тома Сойера» и «Приключения Гекльберри Фина», в которых с неподражаемым юмором нарисовал столкновение живых отроческих натур с уродствами буржуазной цивилизации и господствующей в ней моралью. Всего цикла этих романов М.Твен не закончил, а в записных книжках заметил, что если бы Гек возвратился из странствий на родину, то увидел бы, что «...жизнь оказалась неудачной. Все, что они любили, и все, что считали прекрасным, – ничего этого уже нет». В этой записи отражена нравственная трагедия целых поколений, вынужденных с болью расстаться со своими иллюзиями перед лицом укрепившегося империалистического хищничества. Последними могиканами буржуазной демократии назвал В. И. Ленин тех писателей, которые возвысили свой голос против проявлявшегося повсюду в конце XIX столетия империалистического хищничества.
Далеко не все из написанного М.Твеном в обличительном плане (или, как пишут американские душеприказчики писателя, «во гневе») даже сейчас опубликовано. Так, старательно замалчиваются памфлеты М.Твена против реакционнейших сил современности! империалистической военщины и католического миссионерства, находящихся на службе у доллара. Обращает на себя внимание то обстоятельство, что, вопреки противодействию буржуазных издателей, М.Твен не отказался от намерений пригвоздить бельгийского короля-убийцу Леопольда к позорному столбу за его бесчеловечные действия в Конго. К известному нам облику М.Твена немало прибавляет этот памфлет, написанный как речь от первого лица: «Про меня говорят, что я абсолютный монарх, который ни перед кем не ответственен. Я топчу ногами хартию конголезцев... Я захватил страну и объявляю ее своей собственностью, ибо это только моя добыча. Я смотрю на миллионное население страны как на рабов, и только рабов. Их труд принадлежит мне независимо от того, получат они от меня деньги или нет. Каучук, слоновая кость, все прочие богатства – мои, и только мои. Их собирают и добывают для меня мужчины, женщины и малые дети под угрозой бича и пули, огня и голодной смерти, увечья или петли» [Впервые в СССР это произведение М.Твена опубликовано в украинском журнале «Bcecвiт» No 1. 1959].
Этот памфлет М.Твена и аналогичный ему «Монолог русского царя» – слово писателя-демократа «во гневе». Но это не тот гнев «субъективной раздражительности», который лицемерные хранители наследия американского писателя усматривают всюду. Это – гнев писателя-гуманиста и демократа, который ненавидел насилие и обман, грабеж и лицемерие. М.Твен одинаково отрицательно относился и к властителям, и к церкви. Так, еще в пору создания путевых очерков «Простаки за границей» М.Твен отмечал в своих записных книжках «посещение церкви как мошеннического предприятия». Когда туристам был показан прах Иоанна Крестителя, то М.Твен заметил: «Мы уже видели
За полвека своей литературной деятельности М.Твен выступал и как журналист, и как новеллист-рассказчик, и как публицист-памфлетист, и, прежде всего, как романист. При этом писатель неизменно обращался к народному читателю: «Я никогда не пытался, ни единого раза, помогать цивилизовать культурные классы, но всегда искал большего – массы. Моя публика нема, ее голос не раздается в печати, и поэтому я не знаю, снискал ли я ее расположение или только осуждение». Народный читатель сказал свое веское слово тем, что продолжает читать и перечитывать романы М.Твена. В них писатель-демократ стремился прояснить народное сознание, рисуя прошлое и настоящее. Отнюдь не уходом от современности явились исторические романы М.Твена. В «Принце и нищем» показана жестокая бесчеловечность всех норм и законов жизни в обществе, основанном на власти и богатстве, а не на справедливости. Заслуженной популярностью пользуется роман М.Твена «Янки при дворе короля Артура». В нем писатель стремился развенчать преклонение перед феодальной стариной, подобно тому как Сервантес в свое время высмеял увлечение рыцарскими романами. М.Твен настойчиво и ожесточенно пародировал романтизм В. Скотта, который «влюбил весь мир в сны и видения, в разрушившиеся и низкие формы религии, в устарелые и унизительные системы управления, в глупость и пустоту, мнимое величие, мнимую пышность и мнимое рыцарство безмозглого и ничтожного, давно исчезнувшего века. Он (В. Скотт. – Д. Ф.) причинил тем самым неизмеримое зло, более реальное и длительное, чем любой человек, когда-либо писавший».
М.Твен своими историческими романами приносил в жертву сатире не историю как таковую, а определенное ее понимание, толкование. Так, писателю претило всякое упоение стариной, сентиментальное умиление ею, близорукое увлечение пышными одеждами, скрывавшими насилие и обман.
В записных книжках М.Твена отмечалось, что «никакой бог и никакая религия не могут пережить насмешки. Ни церковь, ни аристократия, ни монархия, ни любой другой обман не могут встретиться лицом к лицу с насмешкой и продолжать после этого свое существование». В своих романах «Принц и нищий» и «Янки при дворе короля Артура» М.Твен доказал это.
Но сатира не была для М.Твена самоцелью. Им использовалась сатира как оружие против всего, что унижает человека, а сам художник не забывал об идеалах, никогда не оставлял мечты о положительном герое и посвященном ему большом, искреннем и поэтическом произведении. Еще в отроческие годы М.Твен зачитывался и увлекался историей Жанны д'Арк – подлинной героини из народа. Как отмечается советскими исследователями М.Твена [М. Боброва. Марк Твен. Гослитиздат, М., 1952, стр.105-106. М. Мендельсон. Вступительная статья к I тому Собрания сочинений М.Твена. Гослитиздат, М., 1959], в поисках положительного героя из народа, способного противостоять миру корысти и обмана, писатель обратился к истории Жанны д'Арк; долгие годы он подготовлял материалы и говорил: «Это будет серьезная книга, для меня она значит больше, чем все мои начинания, которые я когда-либо предпринимал». Позднее М.Твен записал: «Я люблю „Жанну д'Арк“ больше всех моих книг, и она действительно лучшая, я это знаю прекрасно».
Если в предыдущих своих исторических романах М.Твен разоблачает лживую идеализацию Средневековья, то в образе Жанны д'Арк он воспевает народную героиню, назвав ее «гением патриотизма, конкретным, осязаемым и видимым его воплощением». В дни пятидесятилетия со дня смерти великого писателя газета «Правда» подчеркивала, что в книгах «Жанна д'Арк» и «По экватору» Марк Твен признает народ движущей силой истории, рождающей героев и вождей, и считает его источником нравственных и эстетических ценностей [М. Боброва. «Великий американский писатель», газета «Правда», 20 апреля 1960 года].
В работе над книгой о Жанне д'Арк М.Твен еще и еще раз убеждается в том, что «человек всегда останется человеком, целые века притеснений и гнета не могут лишить его человечности». Таким Человеком с большой буквы для М.Твена явилась Жанна д'Арк, и писатель с полной определенностью сказал: «Она. была крестьянка. В этом вся разгадка. Она вышла из народа и знала народ». Именно поэтому, – писал Твен, – «она была правдива в такие времена, когда ложь была обычным явлением в устах людей; она была честна, когда целомудрие считалось утерянной добродетелью... она отдавала свой великий ум великим помыслам и великой цели, когда другие великие умы растрачивали себя на пустые прихоти и жалкое честолюбие; она была скромна, добра, деликатна, когда грубость и необузданность, можно сказать, были всеобщим явлением; она была полна сострадания, когда, как правило, всюду господствовала беспощадная жестокость; она была стойка, когда постоянство было даже неизвестно, и благородна в такой век, который давно забыл, что такое благородство... она была безупречно чиста душой и телом, когда общество даже в высших слоях было растленным и духовно и физически, – и всеми этими добродетелями она обладала в такое время, когда преступление было обычным явлением среди монархов и принцев и когда самые высшие чины христианской церкви повергали в ужас даже это омерзительное время зрелищем своей гнусной жизни, полной невообразимых предательств, убийств и скотства».