Жанна д'Арк
Шрифт:
«Ну, Жанна, ступай, и будь, что будет!» — сказал ей сир Робер на прощанье, когда в февральское туманное утро выезжала она из Вокулёра через Ворота Франции. [162]
Ехали глухими тропами в лесах, укрываясь от Годонов, Хвостатых. Войлоком обертывали копыта лошадей, чтоб по мерзлой земле и камням не стучали. [163]
Ночью Жанна спала одетая между Бертраном дё Пуленжи и Жаном дё Метцем, и шепотные велись под одним одеялом беседы молодых людей с Отроком-Девой. «Жанна была так целомудренна, что ни одной дурной мысли не приходило нам в голову», — вспоминали они об этих беседах.
162
Proc`es. II. 449.
163
Gabriel Pimodan. La premi`ere 'etape de Jeanne d'Arc. Paris: H. Champion, 1891.
«Сделаете
«Сделаю, — отвечала она. — Я по воле Божьей иду, и Братья мои небесные (Ангелы) говорят мне, что надо делать… Вот увидите, как милостиво примет нас благородный Дофин!» [164]
Кто Карл VII — сын ли короля Карла VI или герцога Орлеанского — этого никто не знал наверное, ни даже он сам; знала только мать его, королева Изабелла Баварская, «Иродиада Нечистая», «Большая Свинуха», — та самая, что сделала из благородных Лилий Франции подстилку Леопарду Англии. [165] «Так называемый Дофин» — позорный титул несчастного Карла в государственных грамотах, подписанных королевой-матерью: [166] «так называемый» значит «ненастоящий». Год рождения Карла, 1403-й, совпадает с тем годом, когда прелюбодеяние матери его с герцогом Орлеанским было в наибольшем разгаре. Страшное оружие в руках англичан — то, что не только для них, но и для самих французов Карл VII — сомнительный сын короля Франции Карла VI, а колыбельный младенец Генрих VI — несомненный сын английского короля Генриха V и внук французского короля, следовательно, единственный законный наследник обоих соединенных престолов, английского и французского.
164
Proc`es. 457–458. — «Mes fr`eres du Paradis me disent ce que j'ai `a faire».
165
Michelet. 163. — France. I. 198. — «Herodiade gonfl'ee d'impuret'es», «Grande Gorre».
166
Michelet. 164. «Le soit-disant Daufin».
Карл VII, сын прелюбодеяния, — воплощенный грех матери. Мать его — прелюбодеица, а отец — сумасшедший: этим отравлена вся его жизнь. Жалкою смертью умрет он от злокачественных язв на ноге и во рту, считая себя, может быть не без основания, отравленным: в самом рождении его влит в жилы его прелюбодеянием матери и безумием отца медленный яд. [167]
Робкий, забитый, запуганный, всеми покинутый и презираемый, вечно колеблющийся и сомневающийся, «нетрагический Гамлет», думает он только об одном: как бы уйти от всего, уснуть во внутренних дворцовых «опочивальных и каморах». [168]
167
Chartier. III. 114–121.
168
Hanotaux. 211. — «Chambres et retraites».
«Что ты спишь, Государь? Quare obdormis, Domine?» — говорит ему один из преданнейших слуг его, Жувенель дез-Урсин, будущий архиепископ Реймский. [169] В жизни происходит с Карлом VII то же, что на одной заставной картинке тех дней: сонный, покоится король на ложе, между старухой Меланхолией, Безумием и юношей Разумом. [170]
Доброе в Карле то, что он любит мир и ненавидит войну. Жалкого королевства жалкий король, он кроток сердцем и жалостлив к бедным людям, таким же несчастным, забитым и запуганным, как он сам, чувствует по себе самому «великую жалость» — великое бедствие королевства Франции. [171] Может быть, от зрелища этого бедствия он и уходит во внутренние дворцовые опочивальни и каморы, чтобы уснуть в них — о, если бы не временным, а вечным сном! Спит король, и все королевство вокруг него засыпает сном смертным.
169
Jean Juvenel des Ursins. Epitre aux Etats d'Orl'eans. Bibl. Nat. Manuscr. franc. 2701. — Beaucourt. II. Ch. IV.
170
Alain Chartier. Diets et Ballades. 1489. Bibl. Instit. L. 60. — Charles VII, couch'e entre Entendement et M'elancolie. — Hanotaux. 163.
171
Amiet. 31. — «Pileux envers povres gens… ne s'armait volontiers et n'avait point ch`ere la guerre s'il e^ut pu s'en passer».
Бедный
Через подъемный мост Шинонского замка уже переходила Жанна, а Дофин все еще не решил, что сделает: примет ли ее как Божью посланницу или прогонит как «ведьму». Слушал врагов и друзей ее одинаково, но чем больше слушал, тем больше сомневался и не мог решить, что сделает. Так и не решил до той минуты, когда уже вводили Жанну ее друзья в большую королевскую палату замка.
Больше трехсот вельмож и рыцарей толпилось в палате шумно, как на рыночной площади, в тусклом свете пятидесяти факелов, чадивших под расписными потолочными сваями. [172]
Рыцари — в латах, вельможи — в узких камзолах с опушкой лисьего меха, с прорезными, дутыми на плечах и локтях рукавами, в сафьянных башмаках с такими острыми и тонкими носами, что они загибались. Дамы в платьях из жесткой, как лубок, золотой парчи с длинными хвостами и в высоких рогатых чепцах-кокошниках с падавшими сзади до полу прозрачными дымками. Грубыми и тяжелыми духами, подобными восточным благовониям — мастике, ладану и мускусу, — пахло от дам, а от мужчин сквозь духи пахло так же, как от сира дё Бодрикура, конюшней, кабаком и домом терпимости.
172
Proc`es. I. 79, 141. — Chronique de la Pucelle. 273. — Journal du si`ege d'Orl'eans. 46–47. — Thomas Basin. Charles VII et Louis XI. Vol. I. P. 68. — Ch^ateau de Chinon.
Дамы тщательно прятали волосы под кокошники, потому что показывать мужчинам волосы считалось для женщин таким же стыдом, как открывать наготу тела самую тайную. [173]
Когда в палату вошел или вошла неизвестно кто — мальчик или девочка, простоволосая, — дамы не знали куда девать глаза от стыда, и если бы не любопытство, то все разбежались бы. «Оборотень, ведьма… сжечь… утопить!» — пронесся между ними шепот возмущения и ужаса, а может быть, и тайной зависти, потому что многих мужчин то и пленяло невиданной прелестью в Жанне, что она была неизвестно кто — мальчик или девочка.
173
Proc`es. I. 75; III. 17, 92, 115. — J. Chartier. 67. — Chronique de la Pucelle. I. 273. — Journal du si`ege d'Orl'eans. 46.
Тем, кто не знал Дофина в лицо, невозможно было узнать его в тесно окружавшей его толпе вельмож и рыцарей, потому что он одет был хуже всех. «С продранными локтями ходит король, и когда однажды сапожник принес ему пару заказанных им башмаков для примерки, то унес их назад, видя, что ему за них нечем будет заплатить» — такие рассказы внушали богатым людям презренье к королю, а бедным — нежную к нему любовь и жалость. [174]
Был он и с виду не похож на короля: маленький, худенький, на тонких кривых ножках с нерасходящимися толстыми коленями; сонное, одутловатое лицо с оттянутым книзу над тонкими поджатыми губами мясистым носом и узкими под высоко поднятыми бровями щелками таких оловянно-тусклых заспанных глаз, как будто он хотел и не мог продрать их — проснуться совсем. [175]
174
Beaucourt. II. 195. — Amiet. 335.
175
Hanolaux. 162. V. — Mus'ee de Louvre, portrait de Charles VII, par Lohan Fouquet.
Жанне было тем труднее узнать Дофина, что он робко от нее прятался в толпе, может быть, для того, чтоб ее испытать. Но все-таки сразу, только что вошла в палату, она узнала его и прямо к нему подошла. Как могла узнать? Те ли из вельмож, кто ей покровительствовал, подвели ее к нему, или, может быть, ее «Небесные Братья» Ангелы шепнули ей на ухо: «Вот он!»
Прямо подошла к нему, сняв мужскую шапочку (в комнатах, даже при короле, все ходили в шляпах, как на улице), поклонилась ему, по сельскому обычаю приседая на одно колено, и сказала:
— Доброго здоровья да пошлет вам Господь, благородный Дофин!
— Кто ты такая и чего тебе нужно? — спросил ее тот, все еще, быть может, не решив, чт'o сделает — примет ли ее, как Божью посланницу, или прогонит, как «ведьму».
— Имя мое — Дева Жанна, — ответила она. — Царь Небесный послал меня к вам, благородный Дофин, чтобы сказать, что вы будете венчаны в городе Реймсе в наместники Царя Небесного, единого Короля Франции!
И, подумав, прибавила:
— Дайте мне ратных людей, чтоб освободить Орлеан!