Жанна дАрк
Шрифт:
А пришелец совсем не оказался негодяем. Напротив, он был славным малым, но ему просто не повезло в жизни, – что было немудрено по тем временам во Франции. Теперь, когда было доказано, что желудок его не виновен, ему разрешили расположиться как дома, а раз желудок насытился и ни в чем больше не нуждался, человек дал волю своему языку и рассказал нам много интересного. Странник долгие годы провел в войнах; его рассказы пробудили у всех присутствующих патриотизм и заставили усиленно биться сердца. Затем, во мгновение ока, он повел нас триумфальным маршем сквозь былые славные подвиги Франции, и в нашем воображении восстали из тумана двенадцать паладинов {9} седой старины, идущих на смертный бой. Мы слышали топот неисчислимых
И вдруг, среди этой торжественной тишины, незнакомец погладил Жанну по голове и сказал:
– Да хранит тебя господь, милая девочка! Сегодня ты спасла меня от голодной смерти. Вот тебе за это награда – слушай! – И в эту напряженную минуту общего возбуждения раздался благородный, берущий за душу голос незнакомца – он запел дивную «Песнь о Роланде».
Подумайте, каково было ее слышать французам, и без того уже возбужденным и разгоряченным! Что перед ней словесное красноречие! Каким прекрасным, каким величественным, каким вдохновенным стоял странник перед нами, очаровывая нас могучим голосом, словно преобразившийся в своих жалких лохмотьях!
Все встали и, затаив дыхание, с раскрасневшимися лицами и сверкающими глазами слушали его пение; все покачивались в такт песне, у всех по щекам текли слезы, грудь каждого содрогалась от глубоких вздохов, в тишине раздавались тихие стоны и одобрительные восклицания. Когда певец дошел до последнего стиха, в котором говорится о том, как умирающий Роланд лежал один среди груды трупов, обводя взглядом поле брани, и как он, сняв перчатку, простер ее к небу слабеющей рукою и бледными губами шептал свою страстную проникновенную молитву, – люди не выдержали и разразились рыданиями. Когда же замер последний звук песни, все как один, воодушевленные любовью к певцу,
– любовью к Франции и гордостью за ее великие дела и древнюю славу, – бросились к нему и стали сжимать его в объятиях. Жанна первая прижалась к его груди и в благоговейном восторге осыпала его горячими поцелуями.
На дворе продолжала бушевать вьюга, но – что за беда! Незнакомец нашел себе надежное убежище и мог оставаться в нем столько, сколько хотел.
Глава V
У всех детей бывают прозвища; были они и у нас. Нас наделяли ими сызмала, так они и оставались за нами. Но больше всего было кличек у Жанны. С течением времени мы по разным случаям присваивали ей разные клички, которых набралось у нее с полдюжины. Некоторые из них сохранились за ней навсегда. Крестьянские девушки от природы застенчивы и легко краснеют, но Жанна настолько превзошла в этом отношении остальных и так краснела в присутствии незнакомых, что мы прозвали ее «Алым цветочком». Все мы были патриотами, но ее одну прозвали «Патриоткой», так как наши самые пламенные чувства любви к родине были холодны по сравнению с ее чувствами. Ее звали также и «Прекрасной». Эту кличку она получила не только за необыкновенную красоту лица, но и за красоту души. Сохранилась
Мы воспитывались и росли в этой трудолюбивой, мирной среде и становились подростками настолько сознательными, что начинали разбираться не хуже старших в войнах {10}, беспрерывно свирепствовавших на западе и на севере страны. Вести с поля битвы нас волновали не меньше, чем взрослых. В моей памяти запечатлелся такой случай. Однажды во вторник мы играли и пели под Волшебным деревом, украшая его гирляндами в память об изгнанных друзьях наших – феях, как вдруг маленькая Манжетта закричала:
– Смотрите! Что это там?
В ее словах было столько удивления и испуга, что мы невольно насторожились. Запыхавшиеся, с раскрасневшимися лицами, мы сбились в кучу и устремили свои взоры в одну сторону – на обращенный к деревне склон холма.
– Какой-то черный флаг.
– Неужели? Не может быть!
– Конечно. Разве не видно?
– Да, это черный флаг. Видел ли его кто-нибудь раньше?
– Нет. А что он означает?
– Что-нибудь ужасное. Что же он может означать еще?
– Не в этом дело. Ясно, что он означает что-то плохое. Но что?
– Давайте подождем и спросим у того, кто его несет.
– Смотрите, человек с флагом бежит сюда! Кто бы это мог быть?
Мы стали гадать, но вскоре убедились, что это бежал Этьен Роз, прозванный «Подсолнухом» за рыжие волосы и круглое рябое лицо, – предки Этьена были немецкого происхождения. Он быстро взбирался на пригорок, размахивая время от времени траурным флагом, с которого мы не сводили глаз, о котором мы спорили, с замиранием сердца ожидая, какие вести несет с собой Этьен. Наконец, он подбежал к нам и воткнул древко флага в землю.
– Вот! – проговорил он. – Стой здесь, будь эмблемой Франции, пока я отдышусь. Теперь ей не нужен иной флаг.
Все сразу умолкли, словно он объявил о чьей-то смерти. В наступившей тишине не слышно было ни звука, только сдавленное дыхание запыхавшегося мальчика. Отдохнув немного, Этьен Роз снова обрел дар речи:
– Получены мрачные вести. В Труа заключен мирный договор между Францией с одной стороны, англичанами и бургундцами – с другой. По этому договору Франция предана, связана по рукам и ногам и отдана врагу. Это дело рук герцога Бургундского и этой ведьмы – королевы французской. Генрих Английский вступает в брак с принцессой Екатериной.
– А ты не врешь? Разве может быть брак между дочерью французского короля и убийцей при Азенкуре? Это невозможно! Ты, видно, ослышался.
– Если ты не хочешь верить этому, Жак д'Арк, ты не сможешь подготовить себя к еще большим неприятностям – ведь худшее еще впереди. Ребенок, рожденный от этого брака, даже если это будет девочка, станет наследником обоих престолов – английского и французского, и оба государства будут во власти его потомства навеки.
– Вот это уж наверняка ложь! Такое положение противоречит нашему Салическому закону и не может иметь силы, – возразил Эдмон Обре, прозванный нами «Паладином» за воинственные склонности характера. Он говорил бы и дальше, но голос его был заглушен криками остальных: возмущенные тем, что сулит Франции этот договор, все сразу зашумели, не слушая друг друга, пока маленькая Ометта не урезонила разбушевавшихся ребят.
– Нехорошо прерывать его! – сказала она. – Дайте ему закончить. Вы не верите его рассказу потому, что он кажется вам выдумкой. Тогда, наоборот, вы должны были бы радоваться, а не возмущаться. Продолжай, Этьен!
– Остается сказать только одно: наш король, Карл VI, будет править нами в течение всей своей жизни, а после его смерти регентом Франции сделается Генрих V Английский, покуда не подрастет ребенок...
– И этот человек, этот мясник будет управлять нами? Все это ложь, явная ложь! – закричал Паладин. – Тогда что же станет с нашим дофином? Что о нем сказано в договоре?