Жар-птица

Багдерина Светлана Анатольевна

«Кто бы это мог быть? Я в этих краях никого не знаю, и меня никто… А если это оборотни? Так быстро? Вряд ли они уже успели бы нас догнать. И зачем им меня звать? И куда они выступают? И почему я от этого должен торопиться? Как же, сейчас возьму и приду. Ждите.»

Показалось, что очередной выкрик прозвучал совсем рядом, и Ванюша, во избежание чего бы то ни было, исключительно на всякий случай, быстро юркнул под ближайший малиновый куст, прихватив с собой и свою ношу.

— Ой, — отчетливо произнес куст.

Иван застыл.

— Зачем вы толкаетесь? — выразительно поинтересовался

куст.

— У меня кинжал, — осторожно соврал Иван.

— А у меня — армия.

И тут только царевич углядел, что справа от него, на корточках, сидит человек в зеленом кафтане и маленькой зеленой круглой шапочке, и лицо у него тоже зеленоватого оттенка. Большие влажные карие глаза выжидательно смотрели на пришельца.

— Так это вас ищут?

— Меня.

— Вы — Иван? Вы — генерал?

— Да, я Иван. Нет, я не генерал. Скорее наоборот.

— Наоборот генерала — это кто?

— Пленный. Заложник. Проводник. Они пришли ко мне домой и сказали, что если я провожу их до Лукоморья, то они за это мне ничего не сделают. Они хотели пройти тайными тропами и напасть на столицу внезапно. Кто-то сказал им, что никто не знает здешних мест лучше меня. И я действительно их не знаю.

— Так они захватили вас в плен?! — королевич Елисей внутри Ивана встрепенулся, как старый конь при звуке боевой трубы. — Я вас спасу. Мы предупредим царя, и наша армия разобьет их в пух и прах! Следуйте за мной, — и он театральным жестом отшвырнул от себя хворост.

— Спасибо, но я бы этого не хотел.

— Чего не хотели?

— Ничего из предложенного вами, молодой человек. Ни следовать, ни разбивать. Они, в общем-то, неплохие ребята, и за год я к ним почти привык, как к родным.

— Поче… Сколько?

— Да, юноша. Вот уже год, как я вожу их тайными тропами вокруг своей деревни. Как давно это началось!… И я даже уже привык, что они называют меня Иваном… А тут вы напомнили мне снова всю эту историю с начала…

— А разве…

— Нет, юноша, я просто ждал настоящего Ивана у него дома, когда за ним пришли валенцы и спросили, не я ли буду Иван. Я сразу заподозрил, что они затевают что-то нехорошее, и пожалел соседа — у него тогда было девять детей, а я — вдовец, и дети у меня уже взрослые, и я сказал, да, это я, я есть Иван, я сделаю вам хорошо, пойдемте, куда вас отвести…

— Но тогда же вы — герой!

— Иван!

— Где вы, почтенный? — раздалось совсем близко.

— Ну, мне пора, — поднялся мужичок, поддергивая штаны. — Я не хочу, чтобы они вас таки видели, молодой человек. Им еще рано.

— То есть, как? Почему не хотите? Почему рано? Кто вы тогда на самом деле? Из какой вы деревни? — забросал царевич вопросами уходящего проводника. — Как вас зовут? Как вас по-настоящему зовут?…

Уважаемый!… Почтенный!!!… Постойте!… Не слышит…

— Моисей… — вдруг слабо донеслось до него.

* * *

На второй день вечером, абсолютно без приключений прибыв к границе Лукоморья, Ярославна высадила ребят на краю леса, метрах в ста от дороги, и в стольких же — от большого добротного постоялого двора в полукилометре от маленькой деревушки. Подарив на прощанье им обоим амулеты, позволяющие

понимать и разговаривать на любом существующем языке, чмокнув брата в макушку, а зардевшегося Ивана — в губы, ведьма вскочила в свою боевую ступу, гикнула, свистнула, и весь порожний теперь караван умчался, дав на прощанье широкий круг над головами наших искателей приключений на определенные части своей анатомии.

На постоялый двор «Козьма Скоробогатый» тяжело груженые друзья ввалились, ловя ноздрями витавшие вокруг ароматы кухни и предвкушая огромный аппетитный ужин.

Результаты превзошли все ожидания. Едва хозяин увидел утомленных и проголодавшихся путешественников, он сорвался с места и мигом подлетел к ним, подхватив из ослабевших рук царевича узлы с багажом.

— Чего изволите, господа хорошие? — изо всех пор его заплывшего жиром лица гостеприимство буквально сочилось, а уголки рта уползли в район ушей, и все еще не остановили свое перемещение. Его более чем округлая фигура не просто говорила, а излагала в мельчайших подробностях фирменное меню заведения, изобилующее жирами, углеводами и пережаренным маслом.

Волк вальяжно ухнул свою часть поклажи на пол, подбоченился, отставив правую ногу, и, прищелкнув пальцами, произнес:

— Все!

— Будет исполнено, — прогнулся хозяин и гаркнул:

— Марьяна! Все, что есть — мечи на стол! Баре ждать не любят!

— Гут, — удовлетворенно кивнул Серый, подмигнул Ивану — мол, учись, как надо. — А теперь веди нас наверх, покажи нам наши комнаты. Самые лучшие!

— Пожалте, господа, пожалте, хорошие, — и хозяин, как мячик, выпущенный из катапульты, помчался вверх по винтовой лестнице, гремя ключами на ходу.

Номера Волка и Ивана были рядом, в самом конце длинного коридора. В обеих комнатах было по большому окну, выходящему во двор, широкой мягкой кровати с балдахином, тумбочке, столу и резному гардеробу необъятных размеров. Стены были оклеены голубыми полосатыми обоями в веселенький желтенький цветочек.

— Гут, — еще раз похвалил Серый, окинув обстановку прищуренным глазом знатока. — А что, хозяин, можно ли купить у тебя коней? Хороших, конечно.

— Можно, можно, господа хорошие, отчего же нельзя, — взмахнул пухлыми ручищам пан Козьма, как он успел представиться. — Есть у меня коники, как специально для вас берегу. Молодые, горячие…

Царевич вздрогнул.

— …звери, а не коники! Всего за ничего уступлю, сущие пустяки. За таких коников — это вообще даром!…

— Ладно, — важно промолвил Серый. — После ужина посмотрим. Или утром. Да смотри, утром нас не буди, как встанем — так встанем. Но завтрак чтобы горячий был. И побольше.

— Как прикажете, господа хорошие. Ваша воля, пане, — снова раскланялся пан Козьма.

Ужин был хорош. Хозяин собственноручно подкладывал гостям все новые и новые блюда, на все лады живописуя их достоинства. Впрочем, друзей не надо было долго уговаривать. Должное восхитительной, хоть и чересчур пряной кухне «Козьмы Скоробогатого», а также его фирменной сливовой наливке они отдали от всей души, и даже не заметили, как разомлели, как усталость и истома разлились по телу, а глаза начали сами собой закрываться.