Жарче, чем тропики
Шрифт:
— Твоя жена вовсе не была на этом краю. Да, она болела, но не настолько серьезно. А теперь, пожалуйста, отправляйся домой, пока я не прибегла к непопулярным мерам. Ты не хуже меня знаешь, что случится, если я скажу отцу о твоем нынешнем состоянии. Один лишь намек на то, что его любимый сын отнюдь не радует своим здоровьем, и он прикажет доставить тебя домой.
— Я остаюсь с женой! Пока она нездорова, мое место радом с ней.
— Пожалуйста, поезжай домой, — пробормотала Мари, чувствуя себя виноватой за распри между братом и сестрой. Да и как ей было не прийти в смятение оттого, что Джамал
Мари заметила, как при ее словах напряглись мышцы у него на скулах. Густые ресницы прикрыли утомленные, темные как ночь глаза. Он так остро отреагировал на предложение оставить ее, словно она вонзила ему нож в спину. С натянутым выражением лица он отступил от кровати.
— Если ты так настаиваешь… — Когда дверь за ним закрылась, Намири громко застонала.
— Тебе следовало бы сказать это помягче, не так прямо. Ты же обидела его, и все по моей вине. Ндаманга съежился бы от страха, услышав, как я разговариваю с наследным принцем, но небо свидетель — я старше его на двадцать лет, прожила большую часть жизни в Париже и постоянно забываю, что мой младший братик станет в один прекрасный день нашим королем. Я всегда болтала лишнее, — устало добавила Намири, — но он вел себя по-идиотски с тех пор, как тебя доставили сюда…
— По-идиотски? — отозвалась Мари негромким эхом.
— Он запаниковал. Сначала хотел доставить тебя в Париж, опасаясь, что мы не сможем оказать тебе квалифицированную помощь. Я сказала ему, что у него действительно появится причина для волнения, если тебе придется долго ждать врачебной помощи. Потом он решил доставить сюда самолетами специалистов из Европы. Потом кто-то из младшего обслуживающего персонала, точнее, молодой мужчина, ядовито подчеркнула Намири, случайно вошел в эту палату. Джамал взбесился и пригрозил, что заберет тебя домой, раз его жену не могут надежно оградить здесь от ужасных посетителей. И ни на минуту не отходил от твоей постели. Не ел и не спал. А за дверью стоят четыре стражника. С минуты на минуту я жду появления официального опробователя блюд!
Широко распахнутыми глазами Мари смотрела на сестру Джамала.
— О небо! — только и сумела она вымолвить.
— Вот именно! — С кривой ухмылкой Намири опустилась на стул. — Ладно, мне понятно, что он очень волнуется за тебя, но я не могу взять в толк, почему Джамал ведет себя так, будто это именно он виноват в твоей болезни!
Мари смутно припомнила его извинения. Несомненно, необычное поведение Джамала вызвано угрызениями совести. У нее сердце ушло в пятки. Она почувствовала бы себя лучше, зная, что его поступки объясняются неподдельным беспокойством и заботой о ее самочувствии.
— Кстати, откуда у тебя эти царапины? — поинтересовалась Намири.
— Баньяни…
— Джамал знает об этом? — открыла в изумлении рот его сестра.
Мари кивнула, погруженная в свои печальные мысли.
Намири внезапно расхохоталась, приведя Мари в замешательство.
— Эта новость компенсирует все, что мне пришлось вытерпеть, — энергично объявила Намири и, поднявшись со стула, нажала сигнальную кнопку на стене у кровати. — Твой врач хочет осмотреть тебя. Ты не проголодалась?
— Нет…
— Ты уж постарайся нагулять аппетит, — посоветовала Намири. — Если
Мари не сводила с нее вопрошающих глаз.
— Как поступает принц, так поступают и все остальные, — весело пояснила Намири. — Если бы он отправил тебя самолетом в Париж, у нашей больницы не осталось бы и намека на репутацию! Я надеюсь также, что и первого королевского отпрыска ты родишь в этих стенах, но, пожалуйста, давай заключим пакт, что мы напичкаем Джамала успокаивающими средствами задолго до великого события, иначе я просто задушу братца, если он попытается указывать мне, как принимать роды!
Королевский отпрыск? Мари лежала неподвижно, будто привыкая к этой мысли. Так Намири считает их брак действительным? Очевидно, именно так. Почему же Джамал не поставил всю свою семью в известность о том, что связь с француженкой — всего лишь временное помрачение ума? Зачем, если он прекрасно знает, что она исчезнет к концу лета? Но ведь королю известно истинное положение вещей, а? Может, только поэтому отец и разрешил Джамалу жениться на ней.
Ну, королю Бутасу нечего беспокоиться, а Намири на этот раз ждет разочарование. Джамалу не грозила опасность, что она забеременеет. Даже в разгар необузданной страсти в бассейне, хорошо помнила Мари, Джамал не пожелал рисковать. Он отнес ее обратно в постель и… предохранил от беременности.
Какого черта это причиняет ей такую боль? Происходящее служит лишь подтверждением того, что она знала с самого начала. Их не ждет общее будущее. Почему же ее память подбрасывает ей смущающие соблазнительные картинки с участием Джамала?
Ее нос сморщился, а глаза защипало. Рассердившись на себя, Мари состроила гримасу. Уже давно она отдавала себе отчет в том, что единственный реальный изъян принятого ею обета безбрачия — это то, что у нее никогда не будет собственного ребенка, а ведь она любит детей.
И любит Джамала… Каким бы ненавистным гадом он ни был, с горечью размышляла она, пряча лицо в подушку и презирая себя за слабость. Ей становилось дурно от одной мысли о Баньяни и Джамале вместе. Да эта принцесса — маньяк! А Джамал не произнес в ее адрес ни одного слова осуждения, когда Мари сообщила ему, кто ее так исцарапал.
Конечно, какое ему дело до того, что Мари так досталось от этой злючки, у которой буйный кровожадный нрав. А ведь Баньяни вполне может стать матерью детей Джамала!
От всех этих мыслей Мари захотелось умереть — пусть он мучается от своей вины так, чтобы стать ни на что не способным как мужчина!
— Как я понял, ты почти ничего не ешь…
— Не очень хочется. — За сутки, что он не показывался ей на глаза, Мари замкнулась в своем горе. И когда Джамал появился на пороге — мрачный, нервный, как и она сама, — ее чаша страданий оказалась переполнена.
— Понимаю, — проронил он напряженным голосом. — Но будь же благоразумной…
Молчание подавляло. Мари отвернулась к стене. Джамал стоит Баньяни, мрачно подумала она, стараясь возненавидеть его, но это стремление странным образом лишь умножило ее собственные страдания.