Шрифт:
Глава 1. большие чёрные глаза
Стояла тёмная ночь. Вьюга наворачивала между скудных улиц, пытаясь ворваться внутрь деревянных домиков. Одинокое чувство глубокой печали оставляло след в этой северной деревушке после каждого быстропроходящего лета.
И всё-таки…
В одном из домов случилось маленькое чудо. Открылись большие и чёрные-чёрные глаза, они жадно охватывали происходящий вокруг них мир. Точнее не мир, а маленькую
Это была девчонка. Глаза были большие и ясные, а она была такой крохотной и, наверное, даже бы уместилась маме в теплые ладони. Но маме было плохо, она еле сдерживала свой тяжелый хрипящий кашель, чтобы не спугнуть дитя.
9:38ч.
Следующим утром пришёл папа. А у папы были холодные глаза, будто кто-то бросил в них печаль и безнадёжность. Он прошёл угрюмой походкой в комнату и мельком бросил взгляд на малышку. Она улыбнулась ему так широко и светло, что он как от глубокой ноющей раны оторвал и так беспомощный пластырь.
Тихо усевшись в кровать около своей жены, он молчал. Она молчала в ответ.
Вьюга за окном прекратилась ещё к утру. Вышло яркое солнце и снег блестел от своей чистоты. В доме стояла тишина.
– Ты всё должна понимать. Мы не справимся.
– Я понимаю… Отдай её сегодня.
Мама
Простит ли она меня когда-нибудь. А может она не будет знать, что была я. «Мы не справимся» … Я знаю и понимаю сама…
Впервые вижу его таким жалким и беспомощным, и мне даже противно. Он сидит чуть сгорбившись, его темные волосы вьются в крупные локоны и слегка прикрывают широкий лоб. Пальцы, обветренные до легкой корки с красноватыми ранками, сжимают конверт.
Никому не нужно пояснять, что в нём…
Внутри еще еле живёт потухшая надежда – «мы справимся», но она разбивается в его настойчивом молчании.
Он уходит на кухню.
Я вспоминаю прошедшую весну, которая, наверное, станет последней для меня. Когда капало с крыш и всё вокруг говорило о счастье, я узнала, что ношу под сердцем.
Радость и маленькая тревога «и что же будет» переполняли меня. Забегаю домой, попытавшись сбить учащенное дыхание и смотрю в глаза… Он всё понял. Обняв друг друга словно теперь всё счастье мира в наших руках, мы ещё не понимали, что это мгновенье будет столь коротким.
Чуть позже у меня обнаружили туберкулез. Земский врач уже давно не навещал меня. Потому что, во-первых, это опасно, а во-вторых это уже безнадежно. Деревенские предусмотрительно обходят наш дом стороной.
Мне
Сердобольные дальние родственники готовы приютить малышку, но предупредили, что только сразу после рождения, чтобы не дай Бог заразить и её.
У меня нет сил плакать, мне хочется уснуть, уснуть навсегда. Я закрываю глаза и умираю медленно. Раз, два, три…
Она плачет.
А значит мне надо привстать и успокоить, но сил нет совсем. Одеяло будто топит в своём плену, а болезнь крепко-крепко сжимает легкие, будто они зажаты в клетку. Я набираюсь сил и иду к колыбели пошатнувшейся походкой. Дома пахнет настойками и меня тошнит от этого едкого запаха.
С кухни тихо-тихо слышится запах жареных корок апельсина.
Он жарит их, чтобы перебить въевшиеся лекарственные настойки. Муж любил всем сердцем Марию, и даже больше. Но никто никогда не знал, что у него происходит в голове, какие мысли посещают этого сурового мужчину. И только поступки, мужские и иногда неловкие, говорили за него.
Безысходность положения казалось сломит его. Но он старался держаться из последних сил.
Апельсины были самым любимым и желанным лакомством его жены. Но достать их в сибирской деревушке не так-то просто, точнее очень даже тяжело. И всё-таки были светлые дни, когда на их столе красовались рыжие апельсины. Больше всего Марии нравился запах. Ей казалось, что именно ими благоухают сады где-то на побережье моря.
Как происходит у всех, с любой готовкой на кухне в дом приходит тепло и уют. Кажется, что счастье совсем рядышком…
Малышка плачет настороженно будто не хочет разочаровать свою маму. Мария прислоняет её груди. В доме слышится только сладкое и жадное сосание материнского молока.
Покормив её, она укладывает в постель. Сердце щемит, но так будет правильно.
Большие и чёрные как грустная ночь глаза обнимают взглядом маму влюбленно. Она с какой-то маленькой детской печалью разрывает мамино сердце.
Безысходность кажется поглощает их. В комнату заходит Павел. Он видит свою жену и обомлевши смотрит на неё сзади. Такая хрупкая и нежная словно первая расцветившая весенняя веточка склоняется над своим дитя.
Муж подходит к ней сзади и крепко обнимает.
Кажется, он передумал…
Глава 2. Крохотное счастье
В тот день они решили оставить дитя. Сердце не позволяло им поступить иначе, так сказать справедливо.
Конец ознакомительного фрагмента.