Жаркие ночи
Шрифт:
Этого я и опасался. Голливуд приучил нас к тому, что если кто-то обещает женщине позаботиться о ней, то именно он и оказывается маньяком-убийцей.
— Поезжай, Кевин, — сказала Алисия каким-то усталым голосом. — Я же все равно не могу поехать с вами, правда? Это было бы…
Она не закончила фразу, и по дороге я развлекался тем, что придумывал варианты. Хотя «развлекался» это сильно сказано. Я грыз ногти от ревности, кусал губы и распалял свое воображение сценами, которые могли в этот момент происходить на яхте Форстера.
Я ненавидел его, я ненавидел Алисию, которой наверняка было там весело. Была четверть часа, когда я желал им утонуть на этой чертовой яхте. Всю свою жизнь я помнил эту четверть часа…
3
Это случилось, когда мы были уже на полпути к аэропорту. Встречные машины внезапно начали тормозить и сигналить, кто-то выскакивал прямо на дорогу, другие разворачивались и жали на газ.
— Да что происходит? — Отец тоже дал по тормозам, но я успел оглянуться прежде, чем мы остановились.
В первое мгновение мне почудилось, будто мы взлетели над землей и перевернулись так, что море оказалось вертикальной стеной. Подвижной, живой стеной, которая надвигалась на нас. Не слишком быстро, как мне показалось, но неумолимо.
Выскочив из машины, я уставился на это грозное чудо. Кажется, я даже забыл, что надо дышать, забыл обо всем на свете. Гигантская волна ползла к нам диковинной коброй, перед которой люди оцепенели, как кролики.
— Цунами! — заорал отец. — Быстро в машину!
— Нет! — внезапно очнувшись, завопил я в ответ. — Мы должны вернуться! Алисия! Она же сейчас на яхте!
В голове у меня заколотилось, разрывая виски: «И это я пожелал им смерти!»
Тогда он зарычал:
— Идиот, в машину! Я к ней и еду!
Только когда мы рванули назад, я спросил, с трудом справляясь с трясущимися губами:
— Почему ты решил ехать за Алисией, а не в аэропорт? Не за мамой?
Его лицо было незнакомо суровым, почти злым.
— Аэропорт далеко от моря, — ответил он отрывисто. — Туда волна не дойдет. А вот… Черт возьми! Ведь было так спокойно! Если они уже…
Он не договорил, и так все было ясно. Меня охватил ужас оттого, как медленно мы двигались назад, хотя машина неслась с запредельной скоростью. Но мне уже было ясно, что цунами опередит нас.
Я твердил про себя: «Только бы они не успели выйти в море… Только бы они оказались на берегу… Тогда еще можно убежать… Забраться на крышу высокого отеля…» Я посмотрел на отца:
— Твой коттедж может пострадать.
— Пострадать? — Он оскалился. — Да его смоет к чертовой матери! Плевать.
— Там же твои работы…
Его голос от злости звучал, как лай:
— Плевать! Я хочу спасти девушку моего сына. Хоть это я должен сделать для своего ребенка!
Я сглотнул горечь:
— Вообще-то она не моя девушка. Господи! Смотри, волна
— Не его девушка… У тебя вообще есть что-нибудь в голове, сын мой? — все сильнее сжимая руль, проговорил отец сердито. — Неужели ты до сих пор не понял, что она с ума по тебе сходит?!
— Алисия?
— А то кто же? Алисия? — передразнил он. — Ради кого, думаешь, она примчалась на Пукет, а?
— Но у нее же…
Он посмотрел на меня с жалостью:
— Бедный мой дурачок. Вся эта ее жалкая ложь про сестру просто белыми нитками шита… Нет, мы опередим тебя, чертова ведьма!
Это он выкрикнул, обращаясь к огромной волне, от которой я не мог оторвать глаз. Это зрелище завораживало. Если б не отец, я, наверное, с места бы не сдвинулся… Стоял бы и смотрел, пока меня не смыло.
До меня даже не сразу дошло, что он сказал про Алисию: цунами лишило меня возможности соображать. Я спросил только минуты через две:
— Хочешь сказать, я ей не безразличен?
«Алисия любит меня?» — это потрясло меня не меньше, чем наступление моря, и, чтобы поверить в это, я повторил про себя несколько раз: «Алисия любит меня… Так все это: стихи, будущая книга, это что — обо мне?! Не может быть. Господи, если бы я знал раньше…»
Отец отозвался тоже не сразу, впрочем, время как-то сплющилось и растянулось, придавленное ужасом. Нам навстречу неслись машины, бежали полуодетые люди с одинаково перекошенными лицами, напомнившие мне знаменитое полотно русского художника Брюллова «Последний день Помпеи». Многие что-то кричали нам, наверное, пытались предупредить, хотя трудно было представить, что можно было не заметить приближения этой великолепной смерти.
— Это надо рисовать, — простонал отец и ударил по рулю. — Зачем вы только явились сюда?! Я бы сейчас мог быть там и…
— И тебя смыло бы.
Он мгновенно остыл:
— Тоже верно.
Я попытался пошутить:
— Считай, что я спас тебе жизнь.
Но отец отозвался серьезно:
— Не ты, сынок. Миранда. Причем нам обоим, если, конечно, нас все-таки не смоет к чертовой матери! Если б она не прилетела, мы бы сейчас были на самом берегу. Господи, а ведь она уже прилетела!
— Она все поймет, — заверил я.
В его голосе оптимизма не было:
— Надеюсь.
— Наверное, она вообще все поняла о тебе, раз прилетела сюда.
— Хотелось бы верить.
— А когда я улетал, она еще здорово злилась. Вот не подумал бы, что она примчится!
— Может, она прилетела из-за тебя? А я-то уже обрадовался, дурак старый!
— Зачем ей лететь за мной, если я уже сам собирался возвращаться? Я ей звонил.
Меня всего трясло от возбуждения и страха, и голос срывался. Но мы все равно пытались говорить о чем-то, чтобы поддерживать остатки трезвости ума. Наверное, если б мы замолчали, я завопил бы от ужаса.