Жаркие сны
Шрифт:
Лоусон забросил и еще один крючок: дал Эллису шанс присоединиться к маленькой секретной организации, занятой волнующей работой. Для девятнадцатилетнего юноши, осиротевшего в двенадцать лет и с тех пор кочующего из одного приюта в другой, устоять против такого предложения было невозможно. Впервые за долгое время он почувствовал, что нужен кому-то.
И теперь, оглядываясь назад, Эллис понимал: неудивительно, что Лоусон стал для него чем-то вроде отца.
– Знаешь, мне будет не хватать старика, – с непривычным сожалением вздохнул Лоусон. – Конечно, Мартин Белведер был настоящим
– Боитесь, что он слишком много наговорил Изабел Райт о вас и вашем агентстве?
На другом конце линии раздался ритмичный скрип. Эллис почти видел, как Лоусон раскачивается, откинувшись на спинку казенного кресла.
– А вот это вполне вероятно. И игнорировать такую возможность никак нельзя, – признался Лоусон. – Давай смотреть правде в глаза: Изабел работала с Белведером почти целый год. Очень умная девочка и наверняка кое о чем догадалась.
– Думаю, паниковать нет причин. Вы прекрасно умеете держать «Фрей-Солтер» в тени. Мисс Райт не могла много узнать, а если и действительно предположила правду, какой от этого вред?
– Проблема в том, что со смертью Мартина Белведера ситуация вышла из-под контроля. Мне нужно вернуть Изабел Райт, и как можно скорее. Терять ее нельзя. И мне необходимо знать, говорила ли она кому-нибудь о работе, которую проводила в «Белведере». Может, придется принять профилактические меры.
Эллис коротко, хрипло рассмеялся.
– Чего вы боитесь, Лоусон? Воображаете, что Изабел Райт выскажет свои подозрения журналистам?
– Это могло бы сильно усложнить мне жизнь.
– Ни малейшего шанса. Единственные новостные издания, которые могут обратить внимание на столь бредовую историю, – таблоиды, обычно продающиеся в супермаркетах. Так и вижу заголовки статей: «Секретное правительственное агентство разыскивает киллеров с помощью сновидений».
– А что будет, если мне откажут в финансировании? – пробурчал Лоусон. – Мне такая реклама ни к чему. Сам знаешь, какой шум поднимется в ЦРУ и ФБР, когда репортеры пронюхают, что там иногда используют экстрасенсов. Черт, да в девяностых им пришлось прикрыть подобный проект в Стенфорде из-за шума, поднятого в прессе. Университет Дьюка закрыл свою лабораторию парапсихологических исследований по этим же причинам.
– Да, правительство имеет долгую и чрезвычайно гнусную историю финансирования парапсихологических исследований, – напомнил Эллис. – Это вовсе не секрет.
– Да, но при теперешней тенденции финансирования могу гарантировать, что, если кое-кто в конгрессе узнает, что на самом деле происходит в «Фрей-Солтер», немедленно начнут вопить, что я швыряю на ветер деньги налогоплательщиков, и меня ждут серьезные неприятности с бюджетом.
– Я безгранично верю в ваши способности все уладить. Недаром вы уже больше двадцати лет только этим и занимаетесь. Вы истинный «выживальщик», Лоусон.
– И ты тоже, – выпалил Лоусон, слишком быстро и слишком уверенно. – Но главное в том, что мы оба нуждаемся в Изабел Райт.
– Да, знаю. Совершенно не обязательно
– Я сумею все тебе возместить, как обычно. Легкие деньги, приятель. Все, что нужно, – разыскать ее, прощупать ситуацию, узнать, не проговорилась ли она кому-то, и убедить, что она нужна здесь. Неужели это так уж трудно?
– А почему вы вообразили, будто она рвется работать с вами?
– Не вижу слишком много вакансий для уволенного аналитика снов Пятого уровня, – хмыкнул Лоусон. – Черт, большинство людей даже не знают о существовании чего-то подобного. Ей тридцать три, никогда не была замужем и, по словам Бет, даже не имеет постоянного мужчины. Все говорит о том, что она смирная, одинокая, нервная, маленькая старая дева, для которой работа – это вся жизнь. Мартин Белведер рассказывал, что она часто ночевала в офисе. И теперь, возможно, места себе не находит без своего уютного кабинетика.
Эллис по-прежнему не отрывал взгляда от снимка.
– Смирная, одинокая, нервная, старая дева, говорите?
– Похоже. Я тебя не убедил.
– Она может быть смирной. Может быть одинокой. Может быть старой девой. Но как бы то ни было, сильно сомневаюсь, что она такая уж нервная.
– Почему ты так считаешь?
– Черт, Лоусон, учитывая те сны, которые мы с вами просили ее расшифровать, нервы у нее должны быть из стали.
Лоусон надолго замолчал. И Эллис только сейчас ощутил неприятный запах гари и заметил, что кухня наполнилась дымом.
Колбаски. Он забыл уменьшить газ.
– Проклятие!
Поспешно выпрямившись, он схватил полотенце, обернул им ручку сковороды и снял сгоревшие соевые колбаски с плиты.
– У тебя все в порядке? – спросил Лоусон.
– Нет. Ухитрился сжечь свой ленч, – сказал Эллис, открывая окно.
– Все еще придерживаешься своей полувегетарианской диеты?
– Да.
– Не пойму, как ты выносишь всю эту здоровую пищу. Совершенно неестественная штука, на мой взгляд.
– Постепенно привыкаешь ко всему.
Вполне возможно. Он до сих пор не знал, как относиться к фальшивым колбаскам.
– Мужчине нужен протеин. Как можно выжить в этом мире без хорошего барбекю?
– Мне позволено немного рыбы. Нельзя ли вернуться к вопросу о Изабел Райт?
– Я как раз хотел сказать, что имею больше опыта в работе с личностью, сориентированной на исследования. Поверь, эти люди могут спокойно иметь дело с вещами, от которых у закаленного агента кровь стынет в жилах. Да, в полевых условиях они растеряются, но счастливы, как эльфы Санта-Клауса, в окружении своих компьютеров и приборов.
Мысленно Эллис согласился с ним. Джек Лоусон был на девяносто девять процентов прав во всем, что касалось людских характеров. Именно поэтому он и был так хорош в своем деле.
Но один процент ошибки все же присутствовал. И в таких случаях Лоусон ошибался по-крупному.
Эллис был почти уверен, что Джек не прав насчет Изабел Райт. Он замечал достаточно нюансов и намеков, чтобы знать, как относится она к анализу его снов. Во всяком случае, не с холодной академической отрешенностью. И вряд ли она равнодушна к насилию, крови и грязи, пронизавшим его кошмары.