Жасминовый дым
Шрифт:
Он даже сказал об этом Сёмину, но Андрей Владленович куда-то торопился, не стал вникать в подробности, буркнув в трубку: «Ты человек взрослый, тебе решать». А шеф, которому он, Олег, дал понять, что собирается уйти, вдруг сказал с сочувствием: «Тебе бы в отпуск… Уехать куда-нибудь, отвлечься…»
Олег же был убеждён: нет, нельзя сейчас в отпуск. То, что тяготило его, с чем он просыпался и ехал в офис, ощущая на себе чужие изучающие взгляды, должно вот-вот кончиться. Облегчение придёт, непременно придёт, убеждал он себя. Только надо ещё немного потерпеть.
14
В эту ночь он ушёл от
Олег шёл через старый парк к троллейбусной остановке с твёрдым решением – никогда к Алевтине не возвращаться. Устал от её слёз. От вопросительных взглядов. От гнетущей её заботливости. Хватит с него этого плена. Он начнёт новую жизнь. Как? Ещё не знает, но первый шаг сделан. Правда, Алевтине ничего не сказал, объяснит потом, по телефону. А ещё позвонит в офис и попрощается. Навсегда. Деньги у него есть, обойдётся какое-то время. И Сёмину позвонит. Спросит: что, в его помощи он, Андрей Владленович, уже не нуждается? Тогда почему ни разу за этот месяц не дёрнул его, Олега Рябикина, не зазвал в свой «Строймонтажинвест»?
Какие-то тени мелькали в кустах. Быстрые и гибкие. То сплетались в клубок, то рассыпались на белом снегу чёрной живой мозаикой. А, вот оно что, опять здесь собачье кодло мечется. И место выбрали – на пути к троллейбусу. Нет, он не свернёт. Палку бы подобрать или камень, не разглядишь, всё снегом присыпано.
А тени вьются слева и справа, ныряют под садовые скамейки, выпрыгивая, подкатываются к ногам. Лай, оскаленные пасти. Ну да, конечно, сейчас, ночью, это их территория, а он вторгся. Нет, Олег их не боится. Надоело бояться. Снял с плеча брезентовую сумку на длинном ремне. Взмахнул. Откатились тени. И тут же снова, чёрным прибоем – к ногам. С остервенением, с визгом. Вожак – самый рослый и жилистый. Прыгнул, вцепился в сумку. Треснул брезент. Лопнул ремешок. Ах ты дрянь! Ногой его. В морду.
Нет, не получилось. Отскочил вожак, но для разбега. Прыгнул, вцепился в ногу, обжёг – повыше щиколотки. Рвал штанину под радостную какофонию собачьих голосов. Поскользнулся Олег. Упал. Покатилась в снег модная его фуражка. Вот сейчас вожак вцепится в горло. И накинется тогда вся стая, будет рвать на клочки его пальто, его руки, его лицо. Ах вы собачье отродье! Думаете, я так не умею?
Поднялся Олег на четвереньки, услышав, как вырвалось из него рычание. Потом – лай и визг, и снова – рычание. Да, он так может! Громко и резко! У самого даже уши закладывает. Кинулся на вожака. Увидел – шарахнулось собачье кодло, застыло вокруг кольцом. Подался в сторону вожак, но нет, не отступит теперь Олег: прыжками, на четвереньках – за ним! С победным лаем и рыком! Главное – не разгибаться. Пусть видят – он не человек, он зверь, непонятный и жуткий, скачущий на них чёрной горбатой тенью.
Снялась с места собачья стая, рассыпалась по кустам парка, заструилась вслед за вожаком гибкими чёрными тенями. А Олег, не поднимаясь с четверенек, прыжками гнал её прочь, дико взвизгивая, захлёбываясь счастливым лаем, чувствуя себя наконец свободным от томившей его недавней жизни, оставшейся в истоптанном, запятнанном
Устав, он зачерпнул ладонью снег, поднялся, растёр лицо. Что это было? Припадок? Перевоплощение? Подумал с усмешкой: может, в прошлой жизни был собакой и вот вспомнил? Вернулся к сумке, увидел на снегу кровь. Задрал штанину – рваная рана кровоточила. Носовой платок не помог, соскальзывал вниз, набухая кровью. Нужно пойти к Алевтине, она медсестра, это её работа. Она остановит кровь.
Шёл, зажав сумку под мышкой. Пересёк парк. Миновал аптеку, газетный киоск, гастроном. Мёртвая улица, ни одной человеческой тени. Только над крышами жёлтый круг луны продолжал бесконечный бег сквозь облачную муть. Вот Алевтинин подъезд. Какой у неё код? Надо же, и память будто умерла. Нужно её оживить. Как? Ведь тот набор цифр остался в его прошлой жизни, куда Олег уже не вернётся. Нашарил в сумке записную книжку. Он был в той своей жизни педант, всегда всё записывал. Да, вот этот код на букву «А». Пискнула и скрежетнула дверь подъезда. Поднялся Олег на второй этаж. Отдышался. Нажал кнопку звонка.
Как же она обрадовалась, увидев: вернулся! Не ждала его уже Аля, открыла дверь в накинутом на мятую ночнушку ворсистом халатике. И тут же испугалась. Поняла: что-то случилось.
– Небольшая авария, – бормотал Олег, входя, – нужно остановить кровь.
– Какую кровь? Где?
Даже вскрикнула, глупая! Снял пальто, разулся, задрал штанину.
– Видишь – оцарапался. В парке скользко, на сучок напоролся.
Не верит. Рана рваная, следы зубов видны. Угадала:
– Собаки покусали?!
– Ну, да-да, собаки, зато и я их чуть было не покусал, – признался Олег, сотрясаясь от конвульсивного смеха. – Как я их гнал! Как они меня испугались!
В ванной стекала с ноги розовая вода.
– Нет, не глубокая рана, – сказала Аля, – но уколы придётся сделать. От столбняка и от бешенства, на всякий случай, «скорую» надо вызвать.
– С твоим знакомым водителем? – снова дёргаясь в приступе смеха, сказал Олег. – Только напомни ему, чтоб букет гвоздик не забыл прихватить.
– Каких гвоздик? – не поняла Аля, обожгла рану йодом, стала забинтовывать. – Без этих уколов нельзя, могут быть осложнения.
– Никаких теперь осложнений! – продолжая громко смеяться, говорил ей Олег. – Заживёт как на собаке! Я ведь теперь собака! Умею лаять и кусаться, кого хочешь загрызу! Не веришь?
– И всё-таки давай «скорую» вызовем. А то у меня предчувствие нехорошее.
Странная настойчивость. Что Алевтина задумала? Почему, затягивая бинт, так пристально всматривается снизу в его лицо, стоя на коленях возле него, сидящего на диване? Да что бы ни задумала, он не боится. У него теперь другая жизнь.
– Значит, хочешь вызвать? – сказал Олег, усмехаясь. – Ну, давай, звони!
Его томило нетерпеливое предчувствие того, что уже пережил в парке. Аля, не вставая с колен, потянулась к журнальному столику за мобильником, и Олег тут же, приблизив к ней лицо, оскалился в дикой гримасе. И задрожал, услышав внутри себя нарастающее радостно рокочущее рычание. Вот оно рванулось наружу утробным лаем – с зубовным лязгом, с брызнувшей слюной.
Отшатнулась Аля, упав на пол. Упал на четвереньки и Олег. Ах, как ловко, как легко ему прыгать вокруг неё! Как смешно видеть её испуг! Вскочила. Перебирает босыми ногами возле оскаленного его лица. Кричит: