Жажда смысла. Человек в экстремальных ситуациях. Пределы психотерапии
Шрифт:
Смысл как желание или реальность
как нечто функциональное или абсолютное
как средство достижения цели
как «опиум» для народа
как суррогат религии, благочестивая вера и проекция
как нечто устаревшее как причуда
как идеологическое убежище
как сублимация и болезненное следствие конфликта влечений
как замещение и иллюзорное утешение при неудовлетворенности влечений
как проявление болезни и кризисного состояния
Смысл – это потребность быть непрерывно ведомым от цели к цели
ориентирующая функция
задан априори
сущность
объективная жизненная реальность
воля и мотивация
ценность и базовая потребность человеческого существования
Смысл – это архетипическое
миф сознания, созданный, чтобы отвечать на вопросы,
не имеющие ответа
опыт целостности
выявление потусторонних ноуменов [5]
трансценденция
дao
опыт единой реальности
преодоление субъект-объектного расщепления
безусловное принятие другого как хорошего
конечная основа мира
Смысл — это переживание полноты бытия спонтанное переживание пребывания в потоке жизни
Бог
любовь
Для размышления о смысле, для каждого разворачивания и описания структуры смысла, для каждого переживания смысла отправной точкой становятся наши ощущения (Sinne). Наше тело – это средство, с помощью которого мы переживаем смысл. Смысл (Sinn) соотносится с нашим воплощением, с тем, как мы «пребываем-в-мире», как существа, состоящие из тела, души и духа. Это выражается, прежде всего, в нашем жизнеощущении, которое проявляет себя через органы чувственного восприятия (Sinnes-organe): как мы чувствуем себя «в своей шкуре», «радуемся ли мы солнцу», когда просыпаемся по утрам (кречмеровское описание «пикников»), или мы еле встаем, чтобы с трудом вновь исполнять свои обязанности. Поэтому смысл не стоит измысливать (ср. Лао-цзы: «Смысл, который можно изобрести, не является истинным»), а нужно переживать его через телесные ощущения, с помощью чувственного восприятия, связывающего нас с внутренним и внешним миром. Поэтому смысл связан, прежде всего, с восприятием реальности: можно ли нам «прикоснуться» и «двигаться» к ней, и как это сделать, или мы должны защищаться и, например, из-за пережитых травм отгородиться от нее с помощью телесного «панциря». Иногда мы переживаем смысл как ощущение «плоти, которая есть мы» (Дюркгейм), как течет наша «жизненная энергия» (то, что в буддистской традиции называют «ки» или «ци»), или же мы отрезаны и скованы телесными блокадами и изолированы на интеллектуальном «чердаке». Во втором случае мы будем чувствовать, что наше Я – седок на «бедном брате ишаке», как называл тело Франциск Ассизский, и ощущать отсутствие гармонии между телом и духом.
5
Ноумен (от гр. no'umenon – постигаемое) – термин, широко распространенный в философии средневековья и нового времени, обозначающий нечто умопостигаемое в противоположность феномену, данному в опыте и постигаемому чувствами. – Прим. пер.
Что же мы ищем, когда ищем смысл? По мнению Лэнгле, наши искания относятся прежде всего к смыслу бытия. «Почему это вообще есть? Как это связано с остальным? Как я связан с миром?» Вопрос о смысле – это вопрос о первооснове вещей и собственного существования, о последней непостижимой основе бытия (L"angle, 1991). Человек переживает это оценивая. «Он переживает не только то, что он есть, но и то, что быть – это хорошо… Благодаря этому окружающие вещи, которые раньше были для него «серыми, как сумерки, поскольку они всего лишь существовали, приобретают ценность и цвет» (L"angle, 1991, S. 180). На следующем этапе, как считает Лэнгле, человек, как творческая и ответственная личность, стремится осуществить в жизни то, что для него ценно и обладает смыслом.
Таким образом, смысл изначально задан через наше бытие и наш способ восприятия действительности. При этом восприятие мира, понимание и знание о мире изначально ограничено возможностями наших органов чувств и интеллекта. То, что мы узнаем о мире через органы чувств и через наше мышление, связанное с работой мозга, является лишь малой толикой настоящей, «реальной» реальности. Нам нужно найти другой способ восприятия, единую форму восприятия и понимания, необходимость которой подчеркивали мистики, современные физики, исследователи сознания и экологи. Исследователи от Грофа до Прибрама, от Капры до Стайндла-Раста, обратившись к новой «парадигме» Куна, пришли к выводу, что человеку никогда не понять единое целое, пока он воспринимает мир дуалистически. Уже с появлением
Современный кризис смысла – это опасная черта, у которой оказалась западная цивилизация с присущими ей самоотчуждением, бессмысленностью и безумием. Мы видим все это и у наших страдающих пациентов. Это приводит нас к тому, что и в психотерапии назрела необходимость «смены парадигмы». Необходима радикальная коррекция, то есть нужно уделять особое внимание проблемам обнаружения смысла, снять существующее табу на обсуждение темы смысла в ходе психотерапии, нужно показать пациенту и позволить ему почувствовать, что есть пути, ведущие к жизни, наполненной смыслом.
Наверное, этот поворот в нашей культуре станет возможным только тогда, когда «мудрость организма» покажет нам через кризис ограниченность нашего мировоззрения и пределы нашего роста, а в экологическом кризисе отразится «Я-безумие» (Keller, 1989) и наше слепое стремление к «все выше, и шире, и больше». Аналогично и в психотерапии: смысл возникает из бессмысленности только тогда, когда мы понимаем терапевтический процесс как путь к открытости, как диалог надежды с отчаянием, как осмысление и переосмысление на путях исцеления, которые становятся путями к смыслу.
2. Много ли человеку нужно смысла?
Смысл в жизни и смысл жизни
Ибо какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?
Мы должны найти два разных смысла: во-первых, смысл нашего собственного существования, во-вторых, смысл мира, в котором мы живем, ведь он-то, в конце концов, и является смыслом жизни.
Мы описали смысл как потребность сориентироваться по отношению к пределам, на которые мы снова и снова наталкиваемся в «путешествии» по жизни. На перекрестках мироздания, в лабиринте бытия мы то и дело вынуждены принимать решения, по какому пути идти дальше. Мы выбираем, опираясь на свои ценности и на свою способность оценивать, которая присуща человеку. Мы не только «обречены быть свободными», но и не можем не «оценивать», не можем не различать добро и зло. При этом зачастую (все снова и снова) мы делаем не самый лучший или даже неверный выбор; мы ошибаемся и оказываемся в тупиках нашей амбивалентности и неуверенности. Когда это происходит и мы теряемся в «лабиринте смысла и ценностей», мы начинаем обесценивать себя. Нас одолевают все новые, часто трудноразрешимые конфликты, и мы порой начинаем ненавидеть и презирать самих себя. Мы бодро начинаем наш путь с благими намерениями, но часто запутываемся в ошибочных решениях и ценностных конфликтах.
6
Шиллер Ф. Долг каждого / Пер. с нем. Е. Эткинда; цит. по: Шиллер Ф. Собр. соч. В 7 т. М.: Худ. лит., 1955–1957. Т. 1. С. 231. – Прим. пер.
В религиозном контексте это называют экзистенциальной виной, которая изначально присуща человеку. Мы призваны принимать решения в пользу смысла, но выбираем как раз бессмысленность. Нередко мы довольствуемся частью вместо целого, стремимся «иметь», а не «быть», и это становится единственной целью нашей жизни.
«Производство все большего количества вещей стало высшей целью жизни. В этом процессе сам человек становится вещью, его жизнь подчинена собственности, „иметь“ господствует над „быть“. В период зарождения западной культуры целью жизни считалось самосовершенствование человека, а современный человек занимается усовершенствованием вещей» (Fromm, 1972).