Жажда жить: девять жизней Петера Фройхена

Митенбюлер Рейд

Каменистая почва скрипела под ногами у Фройхена. В какой-то момент он нашёл цепочку следов, которые, как он надеялся, вели к гавани. Пройдя по следам какое-то время, он набрёл на хижины, которых прежде не видел. В дверном проходе показался ребёнок, но тут же скрылся. Через несколько секунд Фройхена окружили инуиты: они говорили все разом на языке, которого Фройхен не понимал. В ответ он несколько раз крикнул: «Ханс Эгеде!» – надеясь, что местные узнают название корабля, носящего имя миссионера, и укажут ему путь. Но и тут ему не повезло. Фройхен покопался в кармане, выудил несколько монеток и отдал их старой женщине, стоящей вблизи от него. Тут же остальные сгрудились вокруг него, желая тоже получить деньги. Когда же карманы Фройхена

опустели, инуитов как ветром сдуло – и он снова остался один. «Но ведь гавань наверняка близко!» – рассудил он и снова отправился в путь.

«По камням да по камням, через снега и воды держал я свой тяжкий путь», – так он вспоминал об этом вечере. Вскоре он опять нашёл следы и признал в них свои собственные. Пройдя по ним, Фройхен наткнулся на лыжню и решил, что лучше пойдёт вдоль неё. Но лыжня вдруг прервалась, словно лыжник дальше полетел на крыльях. К этому моменту Фройхен отчётливо понимал, что попал в переделку.

Он уже начал было паниковать, как вдруг заметил группу матросов с «Ханса Эгеде»: они шли прогулочным шагом, направляясь к кораблю. Как ни в чём не бывало Фройхен подошёл к ним, приняв невозмутимый вид: но быстро понял, что те едва сдерживают смех. Матросы объяснили наконец, что они уже несколько часов за ним наблюдают и помирают со смеху, глядя, как «этот желторотик» ходит кругами. Фройхену было ужасно стыдно: но по крайней мере, он нашёл своих.

Постояв некоторое время в Готхобе, «Ханс Эгеде» двинулся в Суккертоппен (сегодня Маниитсок). Несмотря на то что Фройхен оказался в самом крупном поселении Южной Гренландии, ожиданий его оно не оправдало. Он надеялся найти что-то более экзотическое, а нашёл дома, выстроенные из привозного дерева. Их было не отличить от датских: те же квадратные коробки с крутыми двускатными крышами, выкрашенные в чистые яркие цвета. Да ещё этот едкий запах: собачьи экскременты, тюленьи внутренности, немытые подмышки… Люди, впервые попавшие в Гренландию, нередко удивлялись, как дурно там пахло, несмотря на кажущуюся чистоту и бодрящее яркое солнце.

Задача Фройхена была закупить в Суккертоппене запасы для грядущей экспедиции. Бродя по деревне, он не раз встречался глазами с молодой инуиткой, Арнарак, которую Фройхен назвал «необыкновенной красавицей». Кое-как преодолев языковой барьер, они обменялись комплиментами, и вот Фройхена уже приглашают в дом на чашку кофе. Пока кофе варился, инуитка продала ему некоторые товары из кожи по ценам, вдвое, а то и втрое превышавшим разумные. Но Фройхену было всё равно: главное, что он проводил время в её обществе. Вечером были назначены танцы – гренландцы обожали танцевать, – и Фройхен пригласил Арнарак пойти вместе.

Когда тем же вечером Фройхен зашёл за ней, отец Арнарак радостно пригласил его войти. Арнарак принялась готовиться к танцам прямо на глазах кавалера: распустила ленту в волосах, и они упали ей на плечи. Жестами она дала понять Фройхену, что собирается сделать что-то особенное с волосами специально для него.

Арнарак подошла к кровати и вытащила из-под неё ведро. В ноздри Фройхену ударил сильный запах аммиака, и он догадался, что в ведре человеческая моча. Арнарак тем временем окунула голову в жёлтую жидкость и принялась втирать её в корни волос.

Влюблённость Фройхена отступила быстрее, чем, по его выражению, «отступает вода от берегов Ла-Манша». Когда Фройхен вернулся на корабль, ему объяснили, что подобным жестом Арнарак хотела показать, что соблюдает чистоту, и надеялась произвести хорошее впечатление. Поскольку в моче высоко содержание аммиака, инуиты часто использовали её для дубления кожи и в принципе как чистящее средство (с точки зрения химии это имеет смысл, похожая практика встречалась и у китобоев). Обычай этот нередко приводил в ужас чужестранцев, которые никогда раньше не видели ничего подобного. Через некоторое время они привыкали – либо просто не выражали отвращения вслух.

«Стирать с помощью мочи – это, быть может, и не соответствует нашим представлениям о гигиене, но одежда после неё очень чистая», – записал в дневнике Фройхен. И если европейцам казался диким этот обычай, то инуитам не менее отвратительной казалась привычка чужаков высмаркивать сопли в какую-то тряпку и прятать её обратно в карман, словно она содержала что-то ценное.

По дороге на танцы Фройхен старался быть вежлив со своей спутницей, пытаясь смириться с пережитым. В нём боролись несколько противоречивых доводов: «выдержка, хорошие манеры и зловонный смрад, исходящий от её куафюры».

На танцах играл хриплый аккордеон, и музыка плыла в вечернем воздухе, как искорки над костром. Аккордеонист в основном играл вариации старомодного сквер-данса, который когда-то завезли на остров европейские моряки: публика, впрочем, танцевала под них так охотно, словно это был последний хит. Причёске Арнарак завидовали все женщины: высокий пучок у неё на голове покачивался с каждым движением. Фройхена от близости к причёске Арнарак мог бы защитить его огромный рост, но в комнате были низкие потолки, и приходилось постоянно склоняться над спутницей и страдать от запаха её «шампуня». Когда пришло время меняться партнёрами, Фройхен с радостью передал её другому мужчине – матросу с «Ханса Эгеде», который был счастлив, что пришла его очередь, и даже не подозревал, какой его ждал сюрприз.

Одной из основных задач Фройхена в этой поездке было купить ездовых собак для экспедиции: и задача эта оказалась непростая. Собаки продавались только в Сарфаннгуаке – удалённом поселении, добраться до которого на корабле было невозможно: воды там были слишком опасны для больших судов вроде «Ханса Эгеде». Корабль пришлось оставить на якоре у Хольстейнборга (ныне Сисимиут), а остаток пути проделать на лодках. За покупку собак отвечал член экипажа по имени Йёрген Брёнлунн. Наполовину инуит, наполовину европеец, Брёнлунн вырос в Гренландии. С Мюлиус-Эриксеном он познакомился во время «Литературной экспедиции», вслед за ним уехал в Данию и некоторое время работал там учителем. Мюлиус-Эриксен пригласил Брёнлунна в следующую экспедицию, потому что тот был прекрасным переводчиком и знал толк в ездовых собаках. Фройхена поставили помогать ему.

«Ханс Эгеде» бросил якорь у Хольстейнборга, и Фройхен с Брёнлунном отправились в дальнейший путь в компании инуитов. Плыли на умиаках – «кожаных лодках» с несколькими вёслами по бокам. Каркас такой лодки обычно изготовляли из плавника или китового уса, корпус из моржовой или тюленьей кожи сшивали жирными внутренностями животных, что обеспечивало дополнительную водостойкость. Устроившись в умиаке, Фройхен предложил было себя в гребцы, но ему тут же отказали: грести должны были восемь женщин, у каждой по веслу. Ни один уважающий себя мужчина-инуит не притронется к обычному веслу: настоящие мужчины использовали только двусторонние байдарочные вёсла. Сейчас мужчины плыли в своих каяках, сопровождая умиаки, словно эсминцы большой грузовой корабль. В открытом море каяки могли подходить с наветренной стороны к другим лодкам и защищать их от брызг и высоких волн.

По пути инуиты иногда постреливали из луков в морских птиц и пытались загарпунить тюленя. Женщины коротали время, шутя между собой и заводя песни: пели о том, что было на душе. Через несколько часов Фройхен всё-таки уговорил женщин дать ему погрести, но быстро оконфузился: он за ними не поспевал. Впрочем, это был ещё не главный сюрприз: ещё через некоторое время к ним приблизился четырнадцатилетний инуит на каяке и принялся сосать грудь у женщины. Позже Фройхен узнал, что многие инуитские женщины настаивали на том, чтобы кормить детей грудью так долго, как это было возможно: таким образом они доказывали, что ещё молоды и полны сил. Когда женщина уже не могла кормить грудью – тогда её наконец признавали старухой.