Жажда жизни
Шрифт:
Они уселись друг против друга и молча курили, погрузившись в раздумье.
– Полагаю, для вас не секрет, Руссо, что вас называют сумасшедшим?
– О, конечно. Говорят, что в Гааге вас тоже считали сумасшедшим.
– Да, это правда.
– Пусть думают, что хотят. Когда-нибудь мои полотна будут висеть в Люксембургском музее.
– А мои в Лувре! – подхватил Винсент.
Они взглянули друг другу в глаза и вдруг громко, от всего сердца расхохотались.
–
– Так не пойти ли нам выпить по стаканчику? – предложил Руссо.
7
Гоген постучал в дверь квартиры Ван Гогов в среду, незадолго перед обедом.
– Твой брат просил меня отвести тебя сегодня в кафе «Батиньоль». Сам он будет допоздна работать в галерее. А, вот интересные полотна! Можно взглянуть?
– Разумеется. Одно из них я написал в Брабанте, другие в Гааге.
Гоген рассматривал картины долго и пристально. Несколько раз он поднимал руку и открывал рот, словно собираясь заговорить. Но ему, видимо, было трудно выразить свои мысли.
– Прости меня за откровенный вопрос, Винсент, – сказал он наконец, – но ты, случайно, не эпилептик?
Винсент в это время надевал овчинный полушубок, который он, к ужасу Тео, купил в лавке подержанных вещей и никак не хотел с ним расстаться. Он повернулся и поглядел на Гогена:
– Кто я, по-твоему?
– Я спрашиваю, ты не эпилептик? Ну, не из тех, у кого бывают нервные припадки?
– Насколько мне известно, нет. А почему ты об этом спрашиваешь, Гоген?
– Понимаешь… твои картины… кажется, что они вот-вот взорвутся и спалят самый холст. Когда я гляжу на твои работы… и это уже не первый раз… я чувствую нервное возбуждение, которое не в силах подавить. Я чувствую, что если не взорвется картина, то взорвусь я! Ты знаешь, где у меня особенно отзывается твоя живопись?
– Не знаю. Где же?
– В кишках. У меня выворачивает все нутро. Так давит и крутит, что я еле сдерживаюсь.
– Что ж, может быть, я стану сбывать свои произведения в качестве слабительного. Повесишь такую картину в уборной и поглядывай на нее ежедневно в определенный час.
– Говоря серьезно, я вряд ли смог бы жить среди твоих картин, Винсент. Они свели бы меня с ума за одну неделю.
– Ну, пойдем?
Они поднялись по улице Монмартр к бульвару Клиши.
– Ты еще не обедал? – спросил Гоген.
– Нет. А ты?
– Тоже нет. Не зайти ли нам к Батай?
– Прекрасная мысль. Деньги у тебя есть?
– Ни сантима. А у тебя?
– Как всегда,
– Черт побери! Тогда, пожалуй, нам не пообедать.
– Давай все-таки зайдем и посмотрим, какое там сегодня дежурное блюдо.
Они прошли вверх по улице Лепик, затем повернули направо, на улицу Аббатисы. У мадам Батай на одном из искусственных деревьев, стоявших у входной двери, висело написанное чернилами меню.
– М-мм, – промычал Винсент. – Телятина с зеленым горошком. Мое любимое блюдо.
– Терпеть не могу телятину, – отозвался Гоген. – Я даже рад, что мне не придется здесь обедать.
– Какая чушь!
Они побрели дальше и скоро очутились в маленьком садике у подножия Монмартра.
– Ба! – воскликнул Гоген. – Вон видишь, – Поль Сезанн спит на скамейке. Но почему этот кретин кладет башмаки вместо подушки под голову – ума не приложу. Давай-ка разбудим его.
Он снял с себя ремень, сложил его вдвое и хлестнул им по босым ногам спящего. Сезанн подскочил с криком боли.
– Гоген, ты чертов садист! Что за идиотские шутки? Когда-нибудь я размозжу тебе череп!
– Так тебе и надо, не выставляй голые ноги. И зачем ты кладешь свои грязные провансальские башмаки под голову вместо подушки? Лучше уж спать на голой скамье, – так гораздо удобней.
Сезанн вытер ладонью ноги, натянул башмаки и ворчливо сказал:
– Я кладу башмаки под голову не вместо подушив. Я делаю это затем, чтобы, пока я сплю, их никто не стащил!
Гоген повернулся к Винсенту.
– Послушать его, так перед нами голодающий художник, не правда ли? А у его отца целый банк, ему принадлежит почти весь город Экс в Провансе. Поль, это Винсент Ван Гог, брат Тео.
Сезанн и Винсент пожали друг другу руки.
– Очень жаль, Сезанн, что мы не наткнулись на тебя полчаса назад, – сказал Гоген. – Ты бы пошел вместе с нами обедать. У Батай сегодня такая телятина с горошком, какой я еще никогда не пробовал.
– В самом деле хорошая телятина, а? – заинтересовался Сезанн.
– Хорошая? Изумительная! Правда, Винсент?
– Да что говорить!
– Тогда, я думаю, надо пойти попробовать. Вы не составите мне компанию?
– Не знаю, смогу ли я съесть еще одну порцию. А ты, Винсент?
– Право, едва ли. Но если господин Сезанн настаивает…
– Ну, будь другом, Гоген! Ты знаешь, я ненавижу есть в одиночестве. Закажем чего-нибудь еще, если вы уже объелись телятиной.
– Ну хорошо, только ради тебя, Поль. Пойдем, Винсент.