Жажда
Шрифт:
У меня дар речи пропал на несколько минут. Надо иметь недюжинный талант вот так легко переворачивать все с ног на голову, смещая одни важные вещи и заменяя их другими; поставив во главе всего нас и свои интересы, пренебрегая при этом моим душевным спокойствием, словно это не имеет никакого значения.
— Куда уж яснее. — Ответила, пытаясь говорить как можно спокойнее. — Только при всем этом моя семья для тебя — табу. Просто помни об этом.
Майкл размял губы, и устало выдал:
— Даша, все твои потуги хвататься за обломки того, чего уже фактически нет, ни
В этот момент нам принесли заказ. История с едой повторилась точно так же, как в первое наше свидание. Он принялся кушать, а я смотреть на него. Утолив первый голод, Миша продолжил излагать свои мысли:
— Семьи в том складе и понимании, к которому ты привыкла, у тебя больше нет. И не стало ее год с лишним назад. Понимаешь?
— Ты о чем сейчас?
Он вздохнул, съел еще пару ложек ухи, и, уцепив мой взгляд, изрек:
— Вся наша жизнь состоит из критических точек. Это те моменты, когда принимаешь решение и делаешь определенный выбор.
— И что?
— Ты сделала его еще в Гоа. Потом испугалась, и это понятно. А сейчас уже поздно бояться. Включить задний ход я тебе не дам.
— Иногда мы совершаем ошибки. И некоторые можем исправить. Ты думаешь, мне сейчас легко?! — отвернулась, сдерживая слезы. — Нельзя руководствоваться только эгоизмом.
Войтович скривился, словно откусил чего-то кислого:
— Я тебя прошу только давай без этих песнопений про мораль и прочую ересь. Все вокруг — эгоисты, просто в большей или меньшей степени. Твоего самопожертвования никто в итоге не оценит. — Он доел уху и принялся за стейк форели. Глянул на меня: — Ты бы поела.
Рассказывать ему о том, что это последнее, чего я в тот момент хотела, не имело смысла.
— Миш, у меня складывается впечатление, что я говорю сама с собой. Если мы продолжим… видеться — это разрушит не только мою семью. Это разрушит меня. Я никогда не изменяла мужу и то, что случилось… сама не знаю… помутнение какое-то…
Майкл вдруг отложил приборы и спросил:
— Скажи мне. Ты действительно хочешь, чтобы я исчез из твоей жизни?
Не выдержав его взгляд, закрыла лицо руками, и, не сдерживаясь, застонала в ладони. И где он взялся на мою голову?! Жила себе спокойно — печали не знала; страдала ерундой, хотелось страстей. И вот получила. Разве предполагает кто-то из нас, насколько надо быть осторожным со своими желаниями?
Всякий раз, вопрошая о переменах, необходимо осознавать, готовы ли вы принять то, что предоставит вам судьба. Не все просьбы можно обернуть вспять, не все слова взять обратно. Если однажды вас услышали, обратного пути не будет.
— Нет. Не хочу. Но другого выхода я не вижу. — Ответила честно.
— Сколько же в тебе страхов, Даш. — Он покачал головой, печально хмыкнув.
— Да причем тут страхи? Мои близкие не заслужили этого, понимаешь?
— Жалеешь всех, кроме себя, да?
После его слов я словно о прозрачную стену ударилась. Да. Так и есть. А разве жить с таким подходом не правильно? И с тем же прекрасно понимала — расстаться с Мишей, означает обречь себя на Танталовы муки собственноручно.
На
— Рассчитайте нас, пожалуйста.
Словно чувствуя, что каждая минута идет в минус, и очень скоро я сделаю откат, и момент будет потерян, он отбросил салфетку в сторону, и, сделав глоток сока, встал.
— Вам не понравилась наша кухня? — вопрос от обслуживающего персонала был логичен. Майкл не доел, а я вообще не притронулась к своему салату.
— Все отлично. Просто мы спешим. Быстрее, девушка, быстрее. — Попросил таким тоном, что бедная официантка исчезла в течение секунды.
— Даша, ты никогда не проживешь идеальную жизнь, как бы ни пыталась. Никто не может. Смирись. — Подал мне руку, помогая встать. Поцеловал костяшки пальцев. — И поговорить со своим пуританином тебе все же придется. Если думаешь, что мне улыбается делить тебя с кем-то — очень ошибаешься. Щедрость подобного плана — не мой конек.
Своими витиеватыми фразами он, судя по всему, специально загружал мой мозг, чтобы выиграть время. Что ему успешно удалось. Очнулась я уже на улице, где меня, словно маленькую, вели за руку к дому поблизости.
— А м-мы куда..? — оглядываясь по сторонам, все еще переваривала услышанное. Он хочет моего развода? Зачем? И почему это Егор пуританин? С чего такие выводы?
— Ко мне. Я тут квартиру снимаю.
— Миш…
— Погоди. Наговоришься еще. Дай я только настройки твои исправлю.
— Чего? — споткнувшись на ступеньках, была подхвачена крепкой рукой.
В лифте он наклонился; обхватил прижимая:
— Сам дурак. Сглупил. Нельзя было тебя так надолго оставлять… — Майкл гладил пальцами мою шею, щеки, подбородок, виски, зарывался в волосы. И от этих простых прикосновений чувства вдруг нахлынули с такой силой, что весь жизненный антураж остался где-то далеко за бортом. Вернее за дверью.
Вы видели или чувствовали когда-нибудь, как дрожит возбужденный мужчина? Если кому-то кажется, что это неприятное зрелище — ошибаетесь. Состояние нервозности и предвкушения, словно ток передались мне через его касания.
Все слова, доводы, раскаяние и муки совести уступили место чувственности. Хотела бы я сказать, что мозги отключились, но это было бы неправдой. Просто есть у меня способность консервировать неприятное до поры до времени, чем и воспользовалась тогда, отодвигая мешающие мысли в сторону.
Миша этому очень помогал, целуя, словно последний раз в жизни. Долго, сильно, с надрывом; подчиняя и увлекая, обещая в скором времени доступ к источнику энергии, где правит вечность…
Одежда в один момент стала очень лишним препятствием. Запах его тела оказался волшебным: легкий отголосок туалетной воды и примесью тепло-терпкого аромата кожи, от которого непроизвольно вырвался стон. Понятное дело, что в Дании он готовился к… возможному сексу. Душ, парфюм, гладкая кожа на щеках. Сейчас же все было иначе. И это странным образом подействовало так возбуждающе, что остатки разума канули в лету.