Жданов

Волынец Алексей Николаевич

…Говорил Жданов легко и свободно, безо всяких бумажек. Увлекаясь сам, он увлекал и слушателей. Когда он закончил, у нас осталось цельное представление об общем положении на фронтах. Андрей Александрович не старался ничего приукрасить, не преуменьшал трудностей. С озабоченностью говорил он о напряжённом положении на Северном Кавказе и особенно в Сталинграде, где уже вовсю разгорелись уличные бои…» ^{423}

Форт Красная Горка на плацдарме, отрезанном даже от блокадного Ленинграда, это, конечно, не передовые окопы. Но в них, в эти окопы, не часто залезают и генералы действующих армий всех стран, не говоря уже о высших государственных чиновниках. Так что из всех крупных политиков Второй мировой

войны именно Андрей Александрович Жданов смело может претендовать на то, что он дольше всех находился и работал в непосредственной близости к фронту.

Но помимо чисто военного фронта у Жданова был ещё один специфический фронт — знаменитая Дорога жизни. Он неоднократно лично выезжал на Ладогу. Шофёр М.Е. Твердохлеб вспоминал первый рейс по ледовой дороге: «Как только мой "газик" взошёл на землю, встречающие гурьбой бросились ко мне, вытащили из машины и я оказался в крепких объятиях круглолицего человека в мохнатой ушанке. Это был Жданов… — "Твоего подвига ленинградцы никогда не забудут!" — сказал мне Андрей Александрович, ещё раз стиснул в объятиях и побежал ко второй подошедшей машине…» ^{424}

В марте 1942 года, когда Дорога жизни позволила накопить в городе хоть какой-то запас еды, Жданов обмолвился в одном из разговоров с руководством городского комитета комсомола: «Ну, теперь я богач, у меня на двенадцать дней продовольствие есть» ^{425} .

Роль Жданова как руководителя блокадного города и одного из высших государственных деятелей СССР в годы войны до сих пор должным образом не оценена потомками. В Петербурге стоит памятник Маннергейму, убивавшему ленинградцев блокадой. Памятника Жданову, создававшему Дорогу жизни, в городе нет.

Глава 24.

НА ФРОНТАХ ВОЕННЫХ

Жданов не был профессиональным армейским командиром. Однако Тифлисская школа прапорщиков, Восточный (колчаковский) фронт на Урале пусть и не обогатили его практикой полноценных боевых действий, но дали очень многое для понимания военного дела. На протяжении 1920—1930-х годов Жданов сначала как первый секретарь Нижегородского крайкома, а потом как руководитель Северо-Запада России регулярно присутствовал на учениях войск, постоянно работал и общался с армейским командованием. А многолетняя работа с военной промышленностью и конструкторами, особенно в конце 1930-х годов, сформировала у Жданова прекрасное представление о характеристиках и свойствах современной ему военной техники. Почти всю советско-финляндскую войну 1939—1940 годов он провёл в действующей армии.

К июню 1941 года таким опытом могли похвастаться далеко не все командиры РККА. Поэтому на протяжении Великой Отечественной войны Жданов рука об руку с командованием защищавших Ленинград фронтов участвует в решении сложнейших военных задач.

Александр Новиков, будущий маршал авиации, в начале войны командующий ВВС Ленинградского военного округа, вспоминал один из эпизодов в самом конце июня 1941 года, когда под Псковом лётчик Пётр Харитонов на истребителе И-16 тараном сбил немецкий бомбардировщик, а сам благополучно вернулся на аэродром:

«Что это вы, генерал, сегодня такой радостный? — едва только я очутился в кабинете, спросил Жданов. — Уж не одержали ли случаем большую победу?

— Самую настоящую победу, товарищ Жданов! — быстро ответил я.

Я тут же рассказал о подвиге Харитонова.

— Это замечательно! — взволнованно произнёс Андрей Александрович» ^{426} .

Лётчика наградили Звездой Героя Советского Союза. «В тот же день, только несколько позже, — вспоминал Новиков, — Жданов при мне позвонил в Москву и доложил И.В. Сталину о героях-ленинградцах. Сталин поддержал наше представление о награждении отличившихся лётчиков. Никаких документов

об этом в архивах не сохранилось, их просто не было. Разговор Жданова со Сталиным да телеграмма в Ставку заменили обычные наградные листы» ^{427} .

7 августа 1941 года Жданову из политуправления Северо-Западного фронта доставили секретный пакет с образцами немецких листовок, в которых сообщалось о пленении командира 6-й батареи 14-го гаубичного артполка 14-й танковой дивизии старшего лейтенанта Якова Джугашвили, сына Сталина. Наш герой был хорошо знаком с лейтенантом Джугашвили. Подробности история не сохранила, но, без сомнения, Андрей Жданов не мог не сообщить об этом своему старшему товарищу…

8 начальный период войны, в июле—августе 1941 года, Жданову пришлось работать вместе с Ворошиловым. Бывший член Реввоенсовета Первой конной армии, вопреки расхожим представлениям, неплохо проявил себя в те кризисные дни — с его именем связан успешный контрудар под Сольца- ми. Но тогда общее наступление немцев можно было только задержать, не остановить, что и сказалось на военной судьбе «первого маршала». Будущий же маршал Василевский, тогда заместитель начальника Генштаба, в августе 1941 года стал свидетелем следующего: «В связи с обострением обстановки под Ленинградом К.Е. Ворошилов и А.А. Жданов были вызваны в Ставку. Разговор происходил на станции метро "Кировская". Верховный Главнокомандующий сурово обошёлся с ними и потребовал разработать оперативный план защиты Ленинграда. К.Е. Ворошилов и А.А. Жданов не высказали ни слова обиды на резкость тона, они лишь попросили помощи резервами и пообещали выполнить все указания Ставки. Чувствовалось: они глубоко переживают за судьбу Ленинграда и со знают, какая большая и трудная задача легла на их плечи» ^{428} .

«Сурово» — так дипломатично описан весьма жёсткий разговор Сталина, Ворошилова и Жданова. В условиях непрерывного немецкого наступления общение старых товарищей действительно шло на грани нервной ругани — как в сердцах говорил Сталин, «если так будет продолжаться, боюсь, что Ленинград будет сдан идиотски глупо» ^{429} . 9 сентября 1941 года Сталин даёт буквально кричащую телеграмму на имя Ворошилова и Жданова: «Нас возмущает ваше поведение, выражающееся в том, что вы сообщаете нам только лишь о потере нами той или иной местности, но обычно ни слова не сообщаете о том, какие же вами приняты меры для того, чтобы перестать, наконец, терять города и станции. Так же безобразно вы сообщили о потере Шлиссельбурга. Будет ли конец потерям? Может быть, вы уже предрешили сдать Ленинград?.. Мы требуем от вас, чтобы вы в день два-три раза информировали нас о положении на фронте и о принимаемых вами мерах» ^{430} .

Ворошилова на посту командующего Ленфронтом сменил Георгий Жуков. Очевидец — начальник Инженерного управления Северного фронта Борис Бычевский — оставил нам описание встречи со Ждановым и Жуковым в те сентябрьские дни:

«В четвёртом часу ночи меня разыскал адъютант Г.К. Жукова.

— Приказано немедленно прибыть в Смольный…

Когда мокрый, облепленный грязью я вошёл в кабинет, Г.К. Жуков и А.А. Жданов стояли, склонясь над картой. Командующий покосился в мою сторону:

— Явился, наконец. Где болтаешься, что тебя всю ночь надо разыскивать?

Начало не предвещало ничего хорошего.

— Выполнял ваш приказ, проверял рубеж по Окружной дороге, — ответил я.

— Ну и что? Готов?

— Готовы семьдесят огневых позиций противотанковой артиллерии. Отрыты рвы. Закончена установка надолб и минных полей.

— Командующий сорок второй армией знает этот рубеж?

— Днём я передал схему рубежа начальнику штаба армии генералу Березинскому. Сам генерал Федюнинский выезжал в войска.

— Я спрашиваю не о том, каким писарям отдана схема! Интересует другое — знает или не знает командарм этот рубеж?