Жданов
Шрифт:
Более чем неделю, проведённую в поезде, они говорили о многом. Через три десятилетия Кузнецов вспоминал:
«— А вы, Андрей Александрович, не думаете принять участие в учениях и походах кораблей? — спросил я.
Флотские дела во многом зависели от Жданова, и мне хотелось, чтобы он знал их по возможности лучше.
— С большим удовольствием, — живо отозвался он. — Охотно поеду. Вот только вырваться бывает не всегда легко…
О себе Жданов говорил мало, хотя был интересным рассказчиком. Во время выступлений на собраниях и митингах он обычно зажигался, речи его отличались страстностью, горячностью, большим темпераментом.
Когда мы проехали Каму и Пермь, Жданов заметил, что воевал в тех краях, потом несколько лет работал секретарём крайкома
— Вообще я больше речник, чем моряк, но корабли люблю, — признался как-то Андрей Александрович».
Назвав себя «речником», Жданов не шутил и не лукавил — как показывают сохранившиеся рабочие документы, за долгие годы руководства огромным Нижегородским краем он на профессиональном уровне изучил судоходство Волги и Камы.
В столицу СССР секретарь ЦК и первый заместитель наркома ВМФ вернулись в 20-х числах апреля. 27 апреля 1939 года в Кремле состоялось совещание, о котором Кузнецов позднее вспоминал: «Разговор шёл о результатах поездки на Дальний Восток. Присутствовали все члены Политбюро. Жданов рассказывал о своих впечатлениях от Находки:
— Это действительно находка для нас.
Тут же было принято решение о создании там нового торгового порта.
Жданов рассказал о делах Приморского края, о Тихоокеанском флоте. Когда я уже собирался уходить, Сталин обратился к присутствующим:
— Так что, может быть, решим морской вопрос? Все согласились с ним.
Хотелось спросить, что это за морской вопрос, но показалось неудобным.
Из Кремля заехал домой. Когда вернулся на службу, на столе обнаружил красный пакет с Указом Президиума Верховного Совета СССР о моём назначении Народным комиссаром Военно-Морского Флота СССР».
Вот так Сталин и Жданов «решили морской вопрос», назначив высшим руководителем флота 34-летнего моряка. Оглядываясь на историю, признаем, что в этом выборе они не ошиблись. Нельзя сказать, что Кузнецов воспринял своё назначение спокойно: «Быстрый подъём опасен не только для водолазов». Четыре его предшественника были расстреляны на этом посту. И новый нарком начал работать с нечеловеческим усердием.
Трудился он под непосредственным кураторством Жданова, оставил немало воспоминаний о специфике труда в верхних эшелонах: «В московских учреждениях тогда было принято работать допоздна. Приём у наркома в два часа ночи считался обычным делом… Сидишь, бывало, в приёмной и с трудом пересиливаешь дремоту… Но нет худа без добра! В такое время особенно удобно говорить по телефону: в Москве спят, линия не занята, а во Владивостоке люди на местах». Отметил Кузнецов и такую особенность (опытный капитан царских времён Лев Галлер назвал её «медовым месяцем») — первое время молодому назначенцу на ответственный пост в сталинской системе власти давался фактически «карт-бланш» на принятие решений и доступ к высшему руководству, дальнейшее зависело от результатов его труда.
Помимо практических мер по повышению боеспособности флота, не забыли и моральную составляющую — 22 июня 1939 года Совнарком и ЦК ВКП(б) приняли постановление о ежегодном праздновании Дня Военно-морского флота в каждое последнее воскресенье июля — дата устанавливалась от первой победы русского флота Петра I в сражении у мыса Гангут. Полуостров Гангут (Ханко) расположен совсем недалеко от Ленинграда, и нашему флоту буквально через несколько месяцев вновь придётся сражаться именно здесь…
На конец июля были запланированы и первые большие манёвры КБФ — Краснознамённого Балтийского флота. «В конце июля, — вспоминает Кузнецов, — вместе с А.А. Ждановым выбрались на Балтику, где проходило большое учение.
Два дня мы пробыли в Ленинграде. А.А. Жданов показывал места нового жилищного строительства на Охте и Международном проспекте.
— Обсуждали возможность строительства города по берегам Финского залива. Места там хорошие, но слишком близко от границы, — сказал Жданов…»
Осматривая город вместе с наркомом флота, наш герой принял решение о создании в центре Ленинграда в здании Биржи на стрелке Васильевского острова
«Из Ленинграда мы выехали в Кронштадт, — вспоминал Кузнецов. — Едва поднялись на борт линкора, как эскадра снялась с якоря. Корабли по узкому фарватеру вытянулись на морские просторы. Впрочем, о просторе можно было говорить тогда очень условно: залив у Кронштадта совсем не широк, и оба берега хорошо видны с борта корабля. Не успели мы пройти несколько десятков миль, как оказались среди чужих островов. Эскадра шла мимо Сескара, Лавенсари, Готланда под недружелюбными взглядами направленных на нас дальномеров…»
Жданов вместе с наркомом флота, командующим КБФ и другим флотским начальством находился на борту линкора «Октябрьская революция», до революции — «Гангут». В море вышла вся недавно сформированная боевая эскадра Балтфлота — старые линкоры «Марат» и «Октябрьская революция», первый крейсер советской постройки «Киров», эсминцы, включая новейшие, подводные лодки, вспомогательные суда.
У выхода из Финского залива, на траверзе Таллина и Хельсинки офицеры, служившие ещё во времена царского флота, показывали Жданову расположение минно-артиллерийской позиции, надёжно прикрывавшей Петроград в годы Первой мировой войны. Для создания подобной защиты Ленинграду необходим был контроль над побережьем Финляндии и Эстонии. Член политбюро товарищ Жданов хорошо знал о ближайших политических планах сталинского руководства по поводу этих земель…
Учения продолжались трое суток. Флот вышел в центральную Балтику, обогнул шведский остров Готланд. Корабли проводили артиллерийские стрельбы, отрабатывали иные задачи. «Учение такого масштаба в предвоенный период проводилось на Балтике впервые и было насыщено решением огневых и тактических задач» {284} , — сообщает официальная история Балтфлота. Как это ни покажется странным, но Жданов с тех пор остаётся единственным государственным руководителем столь высокого ранга, кто лично принимал участие в военно-морских манёврах такого масштаба и продолжительности.
На борту линкора «Октябрьская революция» вместе со Ждановым и командованием флота находился и корреспондент газеты «Правда» Николай Михайловский. Он оставил воспоминания о тех днях:
«Старые моряки и по сию пору вспоминают поход балтийской эскадры летом 1939 года с участием члена Главного военного совета Военно-морского флота СССР А.А. Жданова и наркома Военно-морского флота адмирала Н.Г. Кузнецова. Это был не только экзамен для моряков, но и своеобразная демонстрация боевой мощи нашего растущего флота…
Поход продолжался трое суток. Вернулись в Кронштадт утром. На Большом рейде состоялся митинг. Выступил Андрей Александрович Жданов. Я его речь записал почти слово в слово, а потом сфотографировал его в кругу краснофлотцев» {285} .
Чтобы завизировать подготовленный материал, молодого корреспондента направили тогда в Смольный к личному секретарю нашего героя — Александру Кузнецову [8] . «Взяв мои листки, — вспоминает Михайловский, — Александр Николаевич скрылся за дубовой дверью. Вернулся он не скоро. Показал на несколько мелких поправок и заключил:
8
Не случайно фамилия Кузнецов считается самой распространённой в России. Так, среди ближайшего окружения Жданова мы видим трёх высокопоставленных Кузнецовых: второго секретаря Ленинградского обкома А.А. Кузнецова, наркома ВМФ Н.Г. Кузнецова и бессменного секретаря Александра Николаевича Кузнецова. Незаметный и незаменимый секретарь Кузнецов проработает рядом с нашим героем всю жизнь, совсем как знаменитый сейчас и неизвестный тогда Поскрёбышев при Сталине. Помимо всего прочего, личный секретарь выполнял и роль своеобразного пресс-секретаря Жданова.