Жди меня, когда небо окрасится в розовый

Мусабиров Марат

Масло в огонь еще подливал тот факт, что Мирай открыла для меня значение слова «любовь» в том проявлении, которое я мог прочесть только в книгах или увидеть в фильмах. Она прямо-таки сотворила чудо. И этого чуда вдруг не стало. И ведь хуже всего то, что Мирай исчезла без следа. Ни записки, ни следов побега – ничего. Это чувство незавершенности наших отношений глодало изнутри.

Я часто спрашивал: как? почему?.. Ответы на них я получил только спустя три года. В январе две тысячи восемнадцатого.

Тогда я уже окончил старшую школу и поступил в институт, что обещал сделать из меня и мне подобных образцового менеджера. Попал туда совершенно не по интересу, но мне было плевать. Как я и говорил, стоило Мирай исчезнуть, как жить стало по хер. С какого-то

момента всерьез начал думать, что отпустил всё и двинулся дальше, как полагается, – но нет. То был наивный самообман, чтобы хоть как-то утешить себя после длительного гниения. На самом деле никаких изменений не было. Даже друзей не прибавилось, наоборот: Гарри переехал в Миннесоту, чтобы покорить штат своим мастерством в боевых искусствах, и словно игнорировал меня с тех пор, а Адам вовсю завяз в пучине киберспорта и звонил и писал только пару раз в год. И всё это после выпускного, на котором мы хорошенько оторвались благодаря пинья коладе и вину и пообещали, что не забудем друг друга и будем продолжать общение и дальше, а-ля «вместе до гроба». Ну-ну, продолжили. Жизнь, как оказалось, строго проставила срок годности «вечной дружбы». К черту такое «продолжение»!..

Родители съехали еще весной две тысячи семнадцатого года. Квартиру оставили мне, а сами скрылись в Калифорнии – под предлогом «ты же уже взрослый». Благо, первое время они еще оплачивали мое проживание, месяца эдак четыре, а потом пришлось устроиться на подработку в местное котокафе. Я раздавал листовки с приглашением посетить один-другой релаксирующий сеанс, стоял за кассой и принимал оплату, а во время перерывов играл с котиками в специальной комнате, пытаясь расслабиться. Получалось недурно, но платили так себе, хотя на квартплату хватало, поэтому я остался там довольно надолго. Пока родители не прислали мне на день рождения чек на десять тысяч долларов. Подарок был неожиданным, но крайне приятным. Работу я бросил, однако по котам еще некоторое время скучал. К слову, родители после переезда ни словом не обмолвились, откуда у них такой сильный приток денег. Это вызывало некие подозрения, но вскоре и те пропали, как и любые другие в не самый красочный мой период жизни.

Как-то само по себе получилось так, что я начал интересоваться литературой. Я, конечно, и до этого любил читать, но в какой-то момент просто начал делать это запоем. Даже жанр особо не выбирал, просто читал всё, что под руку попадется: Фицджеральда, Лондона, Стейнбека, Конрада, По, Гинзберга, Брэдбери, Ирвинга, Ремарка, Камю, Гёте, Мураками, Огая, Дадзая, Достоевского – любую литературу. Даже мангу [9] и ранобэ [10] , по своей привычке – отаку [11] . Многое из прочитанного оседало в памяти, словно первое аккуратное приземление лепестка сакуры мне на одежду. Правда, надолго он там не остался, однако подсознательно я обрадовался, когда впервые испытал такое, и запомнил это событие надолго (еще в четырнадцать мне посчастливилось слетать с родителями во время их отпуска в весеннюю Японию, как раз в период ханами [12] ). В общем, литература для меня стала весьма ценным искусством. Еще более ценным, чем до пропажи Мирай. В книгах я искал спасение, убежище от потускневшего внешнего мира и не только.

9

Манга – японские комиксы.

10

Ранобэ – это японские лайт-новеллы/легкие романы с иллюстрациями в стиле манги.

11

Отаку – человек, который увлекается чем-либо. За пределами Японии часто так называют людей, чрезмерно увлеченных аниме и мангой.

12

Ханами –

праздник цветения сакуры, национальный праздник Японии. Проводится ежегодно в период цветения дерева.

* * *

Январь, двенадцатое. 2018 год.

Свежим зимним утром я, как и обычно, бесстрастно направлялся на автобусную остановку, чтобы добраться до института. В наушниках Джейк Шерер запевал Heart With Your Name On It, и мне казалось, что в его голосе есть отзвук и моего. Вдруг на мгновение я увидел на проезжающем автобусе надпись, абсолютно не обозначающую пункты назначения: «Жди меня, когда небо окрасится в розовый». И тут же мне в голову ударили воспоминания. По сути, тот же сон, который я наблюдал уже почти три года. Снова стало грустно.

Я посчитал произошедшее с автобусом глюком и быстро позабыл, но при этом начал корить себя за то, что всё еще не могу отпустить Мирай. Казалось бы, что еще нужно? В парк я не приходил с нашей последней встречи, с миссис Прайс прекратил общение еще в первый год пропажи Мирай, с головой ушел в литературу (вероятность чего когда-то и представить было сложно), дабы просто отвлечься и забыть. Забить сознание другими сюжетами, чтобы на собственный не хватало места в памяти. Но Мирай всё продолжала время от времени всплывать в моем мозгу. Действительно, ведь мое «сердце – с ее именем на нем».

В понуром настроении дойдя до остановки, я забрался в автобус и поехал в сторону института. День не предвещал чего-то особенного, уж тем более какого-то чуда, однако…

После занятий мне позвонил Адам и сообщил, что на днях у него и его команды состоится кибертурнир по шутеру с командой из Канады. Он сказал, что в случае победы хотел бы отметить ее со мной. На мой вопрос «Почему именно сейчас?» он не ответил. Просто попросил у меня пожелания удачи и успеха, а после того, как я всё пожелал, бросил трубку.

– Как же вы быстро живете, друзья мои… – сорвалось с моих губ в пустоту.

Через минут десять я уже проходил через мост, размышляя о течении жизни. «У всех свои завалы, свои успехи и провалы, другими словами – жизнь в самом разгаре. У меня же всё остановилось в одной точке, и жизнь моя, кажется, движется со скоростью пять сантиметров в секунду и совершенно не собирается нагонять друзей. М-да уж…»

Гулял я очень долго, как и всегда – до гудения в ногах. Зашел в ресторанчик, перекусил и почитал книгу, а после подремал в местном котокафе, где некогда работал. Затем незаметно наступил вечер. Роковой вечер.

На пурпурно-розовом небосклоне всё ярче начинала светить бледная луна, покуда пылающее алое солнце всё больше скрывалось за горизонтом. Снежный покров вокруг казался лиловатым, и в его умиротворенном мерцании, казалось, было что-то таинственное, ведомое лишь мне. Вдыхая и выдыхая на ходу морозный воздух, копаясь в своей голове на пути домой, я не заметил, как внезапно очутился в парке, в котором не был уже очень давно. Место это, воздух, погода и время представились мне на мгновение нереальными. Я вдохнул как можно глубже и выдохнул. Затем ощутил, как ветерок легонько моросит в лицо. Ощутил холод и запах, которые сразу пробудили целый ворох воспоминаний.

Я тут же понял, насколько всё совпадает с тем днем, когда мы с Мирай справляли нашу годовщину. То же время суток, та же температура, то же небо и почти пустой парк. Один в один. Только без Мирай.

Опять стало горестно. Уже порядком осточертевший сон снова всплыл в памяти едким кошмаром. От вновь вспыхнувшего огня внутри я закрыл глаза и на секунду затаил дыхание. Следом – вдох, выдох. Вдох. Выдох. Еще раз. И еще. Вроде стало легче. Открыл глаза – передо мной ни души. Та малая часть людей, которая еще наполняла парк, будто бы испарилась. Я огляделся, посмотрел на небо и на миг подумал, что время остановилось, а пространство исказилось. Опустив взгляд, я вцепился им в силуэт, стоящий возле того самого дерева, наряженного в гирлянды. Насторожился, пригляделся – и по телу заскользили мурашки. То был вовсе не человек.