Желание по принуждению
Шрифт:
– Тебе противно? – вдруг спрашивает он, с силой встряхивая меня. – Скажи честно.
– Да, черт возьми.
– Мне тоже. Ты намного слабее и это, как издеваться над ребенком.
– Тогда прекрати это!
– Прекратить? – он нервно усмехается. – Если бы я мог.
Глава 2. Общий язык
Бесконечный и необжитый дом. Здесь словно забыли поселиться, четкий план на будущее вдруг сломался и то побежало по неожиданной тропе, оставив новый дом на обочине. И просторные комнаты теперь знают лишь выматывающую тишину.
Пока я не вспомню, как дышать, и не перекину мостик к какой-нибудь мелочи. Например, припомню, что ела на завтрак, или как пререкалась с хамоватой продавщицей. Глупо, конечно, умнее было промолчать, но меня понесло. А она сорвала джек-пот, наконец, найдя наивного благотворителя и ловко подпитавшись его эмоциями. Есть такие люди: расцветают от перепалок, и повод они рождают буквально из воздуха. У меня оказалась надорванная купюра, из чего она, на манер шулера, в три перескока с одной фразы на другую сделала вывод, что я не уважаю никого вокруг. А ее в частности. Стыдно вспоминать, но она показала настоящее мастерство, я чуть не начала оправдываться и растерялась от ее наглости.
Так работает этот трюк. Пара минут размышлений ни о чем, и мне удается выдохнуть. А потом я смотрю на белые стены огромной спальни и жду, когда тревога вновь начнет сводить пальцы. Здесь больше нечем заняться, я проверила входную дверь и дверь в уборную, первая не реагирует на нажатие ручки.
А стеклопакет усилен, с улицы не доносится ни звука, и разбить его невозможно. Да и опять-таки нечем. Кровать, единственный предмет мебели в комнате, хвастается литой спинкой из металла, и я не представляю, сколько нужно приложить силы, чтобы оторвать хоть один прут. Мужской силы не хватит.
Тем временем за окном светает, пока еще неуверенные всполохи из-под линии горизонта, но их достаточно, чтобы очертить окрестности. Вокруг природа, невысокие деревья и зеленые поля вперемешку с сухостоем. Я никогда не бывала в подобных местах, но видно, тут на несколько десятков километров разбежался элитный поселок, что укрылся от чужих и заодно соседских глаз. До следующего дома не докричаться, и только бетонная двухполосная дорога указывает направление. А, может, там и нет ничего, дороги иногда обрываются внезапно и без всяких предупреждений.
Еще внизу я вижу запущенную лужайку, бордюр вокруг которой к тому же снесен в трех местах. Кто-то прокатился на тяжелой машине, как душе угодно, а не как наметил дизайнерский проект. Крузак как раз стоит у самой границы, подперев передними колесами вырванный к черту бордюрный камень. И теперь я могу разглядеть номера, я прокручиваю их в голове снова и снова, а потом каждые пять минут устраиваю себе экзамен, сверяя цифры и буквы. Еще один трюк, от которого, впрочем, уже тошно.
И, самое главное, я жду, когда он придет. Когда начнется новый день, потому что его зачин зависит только от него, а не от высоты солнца на небосклоне. Сейчас он спит (или нет, откуда мне знать?) и ничего не происходит,
Вчера я поддалась ему, я сама, в его сопровождении, но без помощи его рук, поднялась наверх и вошла в комнату. Он закрыл ее на ключ, пообещав отпереть утром, и ушел. И размеренные шаги простучали по коридору, пока не стихли после хлопка двери. Я решила, что он тоже остался на втором этаже, хотя я все же засыпала… отключалась, поддавшись усталости. Как выяснилось, из меня никакой часовой.
Но его возвращение я не упускаю.
Он, наконец, снял пальто, и я всматриваюсь в новые детали. Рукава рубашки небрежно закатаны, обнажая жилистые руки, а верхняя пара пуговиц расстегнута. И его руки умеют напирать, сковывая настоящей силой, когда он захочет. Я выучила неприятный урок вчера, хотя его худощавое телосложение оставляло надежду. Нет, он силен, и к тому же быстрый и резкий, ведь скорость всегда зависит от веса.
– Тебе лучше? – он начинает с вопроса.
– А с каким днем сравнивать?
Страх вновь уходит, стоит ему появиться перед глазами. Я чувствую злость и раздражение, но от той изматывающей тревоги, что рождала закрытая на замок дверь, не остается ни следа. Как в хоррорах, тебя пугают шорохи и тени, еще больше собственные догадки, но, когда показывают монстра крупным планом, ты обычно испытываешь разочарование или физиологическое отвращение, если декоратор проявил больную фантазию. Но страх уходит.
– Тебе лучше, – он отвечает за меня и проходит вглубь комнаты. – Я отослал сообщение твоей матери, чтобы она не беспокоилась. И просмотрел историю, вы редко созваниваетесь, так что ее нервы мы убережем.
Удивительная забота.
– А работа? – я снова отмечаю, что он едва касается меня взглядом.
Он пристально и прямо смотрел мне в лицо лишь однажды, когда я очнулась на том стуле, но с тех пор он избегает меня. Если и смотрит, то на руки или корпус.
– Фриланс? – он хмурится, словно это не считается за работу. – Там привыкли к пропажам.
– Друзья? Парень?
– А он есть? Я не заметил. Друзьям я тоже что-нибудь напишу. Я уже уловил твой тон и стиль общения.
Он определенно выспался. Стал резче и жестче.
– Значит меня не хватятся, – киваю я, едва сдерживая более нервную реакцию. – Ты же к этому ведешь?
– Да. Полиция будет мешать.
– Мне нет, я вообще люблю полицейских.
Короткая усмешка окрашивает его сосредоточенное лицо, и оно оживает на мгновение.
– Я ждал истерики, если честно, – произносит он после паузы. – Препараты уже не действуют, прошло много часов… А ты… ты молодец.
Кажется, ему не нравится подобранное слово, он едва заметно кривится, а потом отвлекается на большое окно за спиной. Мужчина неспешно разворачивается и несколько секунд молча смотрит перед собой.
– Так много света, – отмечает он с неласковой интонацией.
– Разве это плохо?
– Всем нравится думать, что при свете не случается ничего плохого, – и он вновь поворачивается ко мне, переключаясь. – Нам нужно найти общий язык.
Я не знаю, какой смысл он в это вкладывает, и поэтому молчу.