Желание
Шрифт:
Мое сердце так стучит в груди, что я уверена – он может слышать его. Когда Джексон поцеловал меня в первый раз, я так этого желала. Но теперь, когда я представляю себе, как губы Хадсона прикоснутся к моим, мне кажется, что это, быть может, будет почти что слишком.
– Э-э-э, я могу задать вопрос?
Хадсон замирает всего в нескольких дюймах от моих губ, ласково глядя в мои глаза.
– Все что угодно.
Я сглатываю. В его ответе звучит такое доверие, что мне хочется податься вперед и поцеловать его самой. Но какая-то часть меня знает – с ним это будет чем-то
– Не можем ли мы… не можем ли мы действовать не спеша?
Он моргает.
– Не спеша?
– Да, я… – Я делаю выдох. – Я не понимаю, что я такое. – Более того, я не понимаю, что это такое, а знаю только, что это очень, очень страшно.
Он улыбается и гладит пальцем мою щеку. Затем шепчет:
– Конечно, Грейс.
Но, когда он начинает отодвигаться, я осознаю, что моя просьба была ошибкой. Потому что хуже, чем поцелуй, к которому я не готова, может быть только одно – его отсутствие. И я просто тянусь к нему, сжимаю в кулаках его рубашку и притягиваю его к себе снова.
Хадсон рычит, мягкость в его глазах уступает место хищному блеску, одна его рука погружается в мои кудри, другая обвивает мою спину и прижимает меня к его твердой груди. Мои руки зарываются в его шелковистые волосы, и мне кажется, что я умру, если он не…
Внезапно раздается стук в дверь – громкий, настойчивый, – и мы отрываемся друг от друга так быстро, что Хадсону приходится опять схватить меня, чтобы не дать мне упасть с кровати на пол.
Глава 34. А ты думала, что у тебя психологические проблемы из-за отношений с отцом
Хадсон вопросительно смотрит на меня, но я только пожимаю плечами, и он встает, чтобы открыть дверь. Но не успевает он сделать один шаг, как дверь распахивается, и я понимаю, что по ту сторону стоит Джексон… вместе со всем Орденом.
И вид у них отнюдь не радостный.
– Джексон, что случилось? – спрашиваю я, соскочив с кровати.
Но прежде, чем я успеваю приблизиться к нему, он поворачивается к своему брату.
– У нас проблема, – говорит он ему.
Хадсон смотрит на него настороженно, и я его не виню. Теплота, которую я обычно вижу в его глазах, исчезла, на ее место пришла холодность, к которой я не привыкла. И которая заставляет меня искать глазами свитер.
Это совсем не приятное чувство – особенно когда я даю им разрешение войти и моя маленькая спальня оказывается занята семью вампирами. И не абы какими. Семью очень крупными, очень недовольными вампирами, которые все до единого выглядят так, будто они готовы чуть что пустить кровь.
– Что стряслось? – спрашивает Хадсон, хотя вид у него такой, будто он готовится к удару – то ли к удару от вести, которую принес Джексон, то ли к столкновению с его кулаком.
– Мы только что вернулись, побывав при Дворе вампиров.
– И что? – Хадсон говорит это, растягивая слоги.
Все взоры обращаются к Джексону, но он больше ничего не говорит. А
Я недоуменно гляжу на Мекая, который, похоже, хочет что-то сказать Джексону, но в последнюю минуту меняет свое решение. Вместо этого он переводит взгляд на Хадсона и говорит:
– Сайрус созвал тайное собрание Круга и издал приказ о твоем немедленном аресте, предположительно за преступления, совершенные в отношении тех учеников, которых ты убедил убить друг друга. И, хотя он не может арестовать тебя в Кэтмире, стоит тебе покинуть кампус, как ты станешь законной добычей для Стражи.
– Стражи? – повторяю я, и меня охватывает ужас. Мы провели за пределами кампуса целый день. Если бы нас нашли, Хадсона бы арестовали? Вернее, попытались бы – поскольку я не могу себе представить, чтобы он подчинился. – Кто они, эта Стража?
– Никто, – отвечает Хадсон, небрежно махнув рукой.
– Нет, они не никто. – Голос Джексона холоднее, чем пещера Кровопускательницы. – Это что-то вроде сверхъестественной полиции, руководимой Кругом, которая появилась после исчезновения горгулий, чтобы вершить правосудие, они ловят тех, кто заподозрен в преступлениях, и сажают их в тюрьму.
Это звучит совершенно ужасно. Но…
– Погоди. Почему прямо в тюрьму? Разве не должно быть суда или чего-то в этом духе? – спрашиваю я.
Семеро вампиров многозначительно переглядываются, явно оставив меня за бортом. Я собираюсь кинуть ему предъяву, но тут Хадсон отвечает:
– Этериум – это не обычная тюрьма.
Ну конечно. Когда в этом мире было что-то нормальным? Ведь это так прозаично. Я поворачиваюсь к Джексону и сразу перехожу к сути дела.
– А что особенного в этой тюрьме?
Но очевидно, что ему так же, как и Хадсону, не хочется мне отвечать, несмотря на холодность, которую он продолжает излучать.
– Мекай? – Я сверлю его взглядом, ясно означающим, что ему лучше начать говорить.
И хотя еще несколько месяцев назад он, быть может, посмеялся бы над таким взглядом, сейчас он спешит включиться.
– Эта тюрьма проклята, Грейс. Там есть девять уровней… ада… их задача – доказать невиновность или добиться исправления. Говорят, что эта тюрьма знает твои грехи и отпустит тебя на волю, когда ты полностью раскаешься.
– А как эта тюрьма признает узника… раскаявшимся? – Я с трудом выдавливаю эти слова из своего сжавшегося горла.
– Она пытает тебя. Всеми мыслимыми способами в соответствии с твоими грехами. Око за око, и все такое. Большинство узников сходят с ума, если остаются там слишком долго. Считается, что такая участь хуже смерти. Туда отправляют только самых отпетых преступников.
Пытки. Сумасшествие. Фантастика. Я делаю долгий выдох, когда на меня обрушивается ужасная правда.
– И такую участь уготовил Хадсону его собственный отец? – Удивительное в этом вопросе только одно – мое удивление по поводу того, что мне вообще пришлось его задать. – Но если этот ордер на арест был выдан Кругом, то почему в голосовании не участвовала я? Как это могло сойти Сайрусу с рук?