Желание

Усачева Елена Александровна

— Хлеб кончился, — сообщил он. — И к чаю надо что-нибудь купить.

— А работа?

— У меня обед, — на пальце у папы болтались ключи. — Чайник поставь.

Чайник у Макса. Так же как и моя разбитая чашка.

— Здравствуй, Павел, — кивнул папа Колосову.

— Поставлю обязательно! — заторопилась я, перебивая папу, боясь, как бы он не зазвал Колосова к нам домой на пряники. — А ты, Пашка, иди. Es klingelt! [10]

— Чего? — напрягся Колосов. Наверное, его предки были партизанами в Брянских лесах — на мой вариант немецкой речи он среагировал как-то странно.

10

Звенит

звонок! (нем.)

— Потом поговорим, мне лекарство пить пора. — Я зажала ключи в кулаке. Острые бородки приятно укололи ладонь.

— Значит, на тренировку не пойдешь? — с упрямством, достойным осла, повторил Колосов. — Или твой тебя никуда не пускает?

Я направилась к подъезду. С Пашкой все понятно. Он теперь может часами оскорблять меня, доказывая, какой я стала отвратительной. Для него любой мой поступок будет плох, пока я с Максом. И сделать тут я ничего не могу.

Или могу? Из подручных средств есть только сабля, которой я с удовольствием настучала бы по упрямой Пашкиной башке. Но сил у меня на такой подвиг нет.

Я поднялась к лифтам. Было тихо. И сердце мое молчало. Макс ушел? Обиделся?

Ладно, потом.

Ключи с какой-то особенной восторженностью крякнули в замке. Словно лишний раз подчеркивали свою нужность. А может, они вовсе и не нужны были. Не выйди папа, я бы постояла на улице и вернулась к Максу. К его большой радости.

Квартира встретила меня знакомыми шорохами, запахами, поскрипыванием пола, бормотанием телевизора за стенкой, в соседской квартире.

— Белка! — в первую очередь позвала я. Если я крысу не покормлю, Маркелова меня сама съест. — Зверь!

Вроде где-то зашуршали газетой. Что-то щелкнуло, словно выключился закипевший чайник.

Чайник?

— Крыса, ты где?

В моей комнате было прибрано, постель заправлена, тапочки аккуратно стояли около стола. Стопка учебников, Леркины тетрадки…

— Белла!

Шуршание повторилось. Я заглянула на кухню. По полу мне навстречу двигалась газета. Уверенно так топала, перебирая маленькими крысиными лапками.

— Чик-трак, домик отрывается… — подняла я шуршащую бумагу за топорщившийся край. Крыса на мгновение повернула ко мне острую мордочку, дернула усиками и бросилась под стол. — Одичала за день, что ли? — полезла я следом за ней. Но далеко не ушла. — перед моими глазами мелькнуло что-то знакомое. Я медленно подняла голову. Рыбки, белые. Одна плывет в одну сторону по синему фону, другая в обратную. Чашка стояла на столе. Я схватила ее в руки. Ни щелочки, ни зазоринки. Целая. Не склеенная. Только из магазина — внутри болтаются бумажные чешуйки.

Успел.

Я коснулась чайника. Он был горячий. Как будто только что вскипел.

Наверное, я должна была разозлиться. Меня опять провели как маленькую. Но я могла только улыбаться. Макс неподражаем!

Даже Белка вылезла из-под стола и с любопытством стала смотреть, кто это тут смеется.

— Да, зверь, — притянула я к себе крысу, — вот так и живем. Ты чашки ешь? — Крыса понюхала блестящий фарфор и отвернулась. — Значит, будем тебя кормить другим.

Я взяла мохнатое тельце в руку. Пора отдавать Белку хозяйке. А то с моим режимом крыска исхудает. Спокойно болеть мне теперь не дадут.

Пока Белла грызла свои семечки, я вымыла чашку, заварила чай и села на кухне ждать папу. От недавнего приступа осталась только слабость и она позволяла мне немного побыть на кухне.

За окном на подоконнике таял снег. С крыши

капало вставшее солнце принялось за свою работу. С козырька над окном натекла сосулька, теперь она медленно истончалась, отражая на стену изломанный свет солнца.

Белка возилась на полу. Было тихо. Тело привычно ломило, оно звало меня поваляться в постели. Уходить с кухни не хотелось. В комнате мне бы пришлось либо снова спать, либо открывать учебники. И то и другое сейчас виделось какой-то бессмыслицей. Что толку учиться, если твоя жизнь зависит от кого-то другого?

«Антон…» — мысленно произнесла я, вспоминая крупного веселого парня с рыжими непокорными вихрами. Компьютерный гений, чихающий при появлении вампиров. Я не хотела ему вредить. Мне просто надо было отвлечь Смотрителей, чтобы увести Макса подальше. Белка очень кстати попалась под руку.

И что же теперь? Сами Смотрители наверняка знают, как ему помочь. Аркан из «нехороших» предзнаменований строился постепенно. Неприятности скапливались вокруг меня в тот день маленьким ураганом, но я, как могла, гасила их «обратными» знаками. «Добрая» Катрин подлила масла в огонь, разбив зеркало и доведя количество гостей в тот вечер до тринадцати. Я подбросила Антону крысу, вестницу зла, проводницу из мира живых в мир мертвых. Тоже не душевный символ. Аркан замкнулся на Антоне. И если на вампира он действует весьма специфически — тот теряет свои качества, ненадолго становится уязвимым для Смотрителей, — то человек… А что происходит с человеком? Он становится хроническим неудачником? И вылечив насморк, тут же заболевает ангиной? Но ведь все можно исправить: собрать вокруг Антона хорошие приметы — на удачу, на здоровье, от сглаза, в конце концов. Только этого никто не делает. Почему? Может, не догадываются?

Первым моим желанием было позвонить Олегу и рассказать о своем открытии. Но вместо того, чтобы пойти в комнату за телефоном, я открыла холодильник и достала сыр. Вот чего мне не хватало — куска сыра. Под него я всегда хорошо думаю. А еще мне нужна чашка кофе. Я отодвинула заварник, щедро, через край, насыпала коричневый порошок, плеснула кипятка. Знакомый кисловато-горький запах поплыл по кухне. Макс непременно сделает замечание, что я ем одну гадость. Он унюхает запах кофе даже через три часа. Может быть, растворимый кофе и не очень полезен, зато кофе с молоком, то есть с сыром — в самый раз.

Значит, Антона они не лечат специально. Может быть, даже для того, чтобы держать меня на коротком поводке, все время знать, где я и что делаю.

Я дернулась, чуть не опрокинув чашку. Что было бы, если бы Макс не стал останавливаться и вчера в мастерской произошло все то, о чем мы потом говорили? Неужели в Москве об этом тут же узнали? Какой ужас! С силой я провела ладонями по плечам, словно этим движением могла освободиться от невидимой ниточки, связывающей меня с Москвой.

Подло и мерзко! Как они могли?

Захотелось немедленно стереть, снять с себя заразу. И я шагнула под душ. Воду сделала погорячее и стала ожесточенно тереть себя мочалкой. Сильно за спину руки завести не получалось, поэтому я с особым усилием терла живот и плечи. Спину потом старательно оттерла полотенцем. Побрила ноги, подстригла ногти, проследила, чтобы ничего не осталось, все сбежало в сливное отверстие. Любителям сглазов и наговоров нечем будет воспользоваться! Потом в чистое. На какое-то время мне показалось, что никакой болезни нет, но стоило переступить порог ванной, как все вернулось обратно. Я с трудом подавила в себе желание повернуть по коридору направо и в комнате упасть на кровать. Пошла налево, на звук льющейся воды.