Желание
Шрифт:
— Что ты так смотришь?
— Смотреть на красивых девушек всегда приятно, — медленно, словно читая неподготовленный текст пьесы, произнес Пашка.
— Засчитывается за комплимент, — кивнула я.
— Ты правда очень красивая, — упрямо повторил Колосов.
— Думаешь, поможет? — кивнула я на стену.
— Пока придумываются другие методы, сойдет и это, — процедил Пашка. Лицо его начало медленно краснеть. С румянцем он все больше и больше походил на себя прежнего, весельчака и болтуна. — Сегодня тренировка.
Он как будто специально обходил тему моего внезапного появления из мастерской вместе с Максом. Слишком все однозначно, так что и говорить не о чем?
— Мне кажется, — вздохнула я, — что в открытом бою против тебя мне уже не выстоять.
— Засчитывается за комплимент, — подхватил мои слова Колосов. — Но я не настолько хорош, как некоторые.
— Не забывай, мы живем в цивилизованной стране. Я надеюсь, ты не притащил с собой саблю и не собираешься никому рубить голову?
— Где, как не в цивилизованной стране, этим заниматься? — Пашка кивнул. То ли на дверь, намекая, что ночью между нами с Максом что-то произошло, то ли на меня, как типичного представителя цивилизации.
— Не страдай фигней. Я болею, мне сейчас не до тренировок.
— Вижу, как ты болеешь!
Я прикрыла глаза, прислушиваясь к себе. Макс был рядом. Я его чувствовала. Готова поспорить, что стоит за дверью. Положил ладонь на косяк. Слушает. Страдает. Если такое понятие к нему применимо. Или просто ждет, когда мы закончим говорить, чтобы выйти и таки проводить меня до квартиры. Ему все еще интересно, как я буду входить без ключей?
Пускай еще немного подождет, приберется пока, чашку разбитую выбросит.
— Пойдем… — Я направилась к двери на улицу. Если мы будем во дворе, Макс вряд ли сможет нас услышать.
Пашка бросил прощальный взгляд на недописанную фразу, сунул баллончик в карман и потопал за мной.
На улице было сумрачно. День только-только разгорался, в небе таяли последние звезды, облаков не видно, а значит, сегодня будет солнечный день. Может быть, даже подогреет. Пока же было холодно. Стылый, слежавшийся за ночь воздух с готовностью стал пробираться под куртку, ущипнул колени сквозь тонкие джинсы — ему тоже хотелось согреться.
— Если бы не вампиры, то производство чеснока в нашей стране загнулось бы. — Пашка с совершенно серьезным лицом пнул камешек. — Я все магазины обошел, только в одном раздобыл. Скупил все запасы — килограмм.
— Не густо, — согласилась я, кутаясь в куртку. — Можно попробовать еще святую воду.
— Пробовал, не помогает. — Пашка снова пнул камешек.
— Есть на ком тренироваться? — странно, но холод меня не бодрил.
— На крысах. — Камешки кончились. Колосов ссутулился и встал напротив. — Я тебя дождусь.
— Я никуда не уезжаю. — Сидя на лавочке, смотреть на Колосова было неудобно, приходилось задирать голову, поэтому я изучала грязные Пашкины джинсы.
— Я их всех уничтожу!
— Вакансия Ван Хельсинга не объявлена. — На коленке джинсов имелось земляное пятно, словно их владелец недавно упал, а отряхнуться забыл.
— Разберемся своими силами, без серебряных пуль. — Колосов упрямо набычился.
— Кажется, ты собирался совершить нечто обратное, — напомнила я.
— С этим тоже успеется, — решил не спорить Пашка.
Его ответ заставил меня поднять глаза. Не то чтобы вампиром стать так уж трудно. Если покопаться среди моих недоброжелателей, можно найти парочку милых созданий, с удовольствием удовлетворивших бы желание Колосова по преображению. Он хотел стать вампиром, чтобы доказать мне, что может быть лучше Макса. Хотя слово «лучше» здесь не подходит. К Максу никакие сравнения не подходят. Он такой один.
— Еще, говорят, хорошо помогает приворот, — доложил Колосов.
— Кого к кому?
Пашка поднял руку, но, не дотянувшись до моей головы, опустил ее.
— Любой колдун может сделать, чтобы ты в меня влюбилась.
— И кто же у нас такой умный, что советы раздает? — Я с опаской следила за его движениями. Вот только пускай попробует что-нибудь у меня взять. Тоже колдун нашелся! — Шел бы ты в школу.
— Ходят слухи, что ты уже половину экзаменов сдала экстерном. — Колосов обрушивал на меня с высоты своего роста всю печаль и тоску, что накопилась у него на душе. — Он тебя увозит?
Половину экзаменов? По-честному? Обманщик!
— Будешь висеть над душой, уеду, не дожидаясь последних экзаменов.
— Гурьева, ты хоть представляешь, что делаешь?
— Я не виновата, что Жанну д'Арк сожгли. — Теперь я смотрела на стоптанные Пашкины ботинки. Грязные, давно не чищенные. Тоже мне, кавалер! — Мои люди были на подходе, но не успели. А Джордано Бруно сам оказался дураком. Гумилев и Мандельштам не на моей совести.
Пашка отвернулся.
— Порой мне кажется, что тебя подменили, — сообщил он кустам напротив. — Раньше ты была другой.
— По народным поверьям, девушку, выходящую замуж, оплакивали как умершую.
— Ты собралась замуж?
— Дурак!
Как еще ему объяснить, что влюбленный человек похож на невлюбленного, как пенек на зеленую березку?
— Ты тоже раньше шутки лучше понимал, — вздохнула я.
Запищала подъездная дверь, и во двор вышел папа. Мой милый, добрый, спокойный папа. Повышенной эмоциональностью я пошла в маму, не в папу. Увидев его, я подпрыгнула на лавке. Сначала от страха, что придется как-то объяснять свое утреннее сидение во дворе, а потом от радости — можно наконец прервать этот ненужный разговор. И уже в-третьих, я поняла, что спасена еще и по другому поводу. Папа посмотрел на меня, сунул руку в карман.