Желание
Шрифт:
Я игнорировал его.
Арун повернулся ко мне.
– Чжоу, согласно плану, ты пошел в университет в пятнадцать, ты – гений, - он
произнес последнее слово на английском.
– Так что веди себя гениально, - добавил Виктор на английском.
– Шутите? Я с тринадцати лет не ходил в американскую школу, - ответил я на
китайском. – Я исключен.
Арун отвернулся от экрана и взглянул на меня серьезными карими глазами.
– Ты самый начитанный из
испорченных детей.
– Твоя новая личность будет не сильной, - сказал Виктор. – Люди Цзинь ищут
рискованного, богатого и глупого преступника. Не образованного ю-парня из США. И я
едва узнал тебя, когда ты вошел.
– Что? – сказал я.
– Точно, - ответила Линь И. – Ты будто набрал пятнадцать пудов мышц с нашей
прошлой встречи пару месяцев назад, - она сжала мой бицепс, и мое лицо вспыхнуло. –
Что ты делал в своем убежище?
Спал до обеда. Оставался взаперти день и ночь, читал романы и комиксы, лазал по
андернету. Читал там дневники нескольких ю-парней и ю-девушек, разрываясь между
отвращением и поражением из-за стиля их жизней. А потом в два часа ночи покидал
комнату и шел в круглосуточный спортзал, поднимал грузы и лазал по стенам.
– Я стал больше есть, - сказал я после паузы. – И ходить в спортзал глубокой ночью.
– Это заметно, - сказал Виктор. – Ты больше. И бледный, как белый иностранец.
Никто не будет искать в тебе светловолосого тонкого парня с той фотографии.
Айрис, похоже, не зря говорила мне набрать мышц. Но я ходил в спортзал, потому
что мне нужно было покидать темную комнату, изгонять потом нетерпение ожидания и
вымещать гнев на всем.
– Продолжим, - сказал Арун. – Чжоу, ты только закончил обучение как бакалавр по
мировой литературе в Беркли по ускоренной программе. Линь И сделала так, что
проверяющие убедятся в правдивости этого.
На стене появилась моя фотография. Мои волосы были чистыми и черными. Вместо
поношенной черной футболки я был в белой рубашке и серой безрукавке.
– Я так не выгляжу, - сказал я, глядя на юношу на экране – клона Виктора.
– Сейчас так и выглядишь, - Арун направил на меня Ладонь. На миг меня озарил
зеленый свет, прибор сканировал мое лицо, как Виктор три месяца назад в «Рокарок». Его
пальцы заплясали по Ладони. Мое смуглое лицо с острыми скулами и подбородком
менялось на наших глазах на экране. Цвет кожи стал бледнее, карие глаза – почти
черными, а лицо стало круглее, сглаживая острые углы. Делая меня взрослее.
Они были правы. Я едва узнавал себя.
–
себе загар.
Вик фыркнул и вытащил платок с монограммой из потайного кармана, чтобы
вытереть лоб. В штаб-квартире было достаточно прохладно, чтобы не потеть. Он просто
хотел похвастаться аксессуаром.
– Мы-то знаем твои возможности, Виктор, - насмешливо сказала Линь И.
Виктор подмигнул с привычным очарованием, но я не упустил румянец,
проступивший на его щеках.
– Мы решили использовать твое английское имя как вымышленное, - продолжил
Арун. – Твоя фамилия достаточно распространена, ее можно оставить. Мы сменили день
твоего рождения на первое мая вместо двадцать третьего. Лучше далеко не уходить в
создании фальшивой личности, - Арун провел пальцем по Ладони. – Так ты будешь
убедительнее.
ДЖЕЙСОН ЧЖОУ высветилось на экране рядом с моей фотографией.
Я отпрянул и врезался в плечо Линь И.
Арун вскинул брови.
– Мы правильно поняли, что тебя этим именем называла только мама? У тебя нигде
не отмечено английское имя.
– Да, - я сглотнул ком в горле. – Только мама меня так называла.
Она дала мне имя после смерти моего отца. Она никогда не говорила на английском
и звала меня Джейсоном только наедине, словно это был наш секрет, пока она читала мне
Роальда Даля и Беверли Клири в детстве. Она перевела меня в американскую школу в
Тайпее, когда мне исполнилось шесть, дорогую частную школу, которую она могла
позволить, только благодаря ежегодным платежам от бабушки с дедушкой из
Калифорнии. Они порвали все связи с мамой, когда она забеременела мной в двадцать три
и вышла за моего отца, они признавали ее существование только переводом на ее
банковский счет раз в год. Мама никогда не говорила со мной о своих родителях, но даже
в юном возрасте я слышал обрывки разговоров, что обрели больше смысла, когда я
потерял родителей.
Я ел холодный рис с побегами бамбука и бобовым пюре, потому что было слишком
жарко, чтобы разогревать печь. Но я все равно обожал это блюдо. Мы втроем сидели на
обшарпанной кухне за круглым деревянным столом, мои ноги висели над землей, и я
раскачивал ими.
– Напиши им, проведай их, - сказал отец. Я помнил в отце строгость, а еще как
высоко он поднимал меня на руках, как я помещался в его объятия. С папой я был в
безопасности. – Они будут рады встретить внука.