Желанный
Шрифт:
— О чем ты?
— Ты поступил так же ради мамы и Айви. Ты принес огромные жертвы ради них только потому, что любишь их. Я люблю тебя. Я люблю своего отца. И я не смогу жить, зная, что не сделала все возможное, чтобы вы оба были в безопасности.
— Черт побери, Лина...
— Нет, — слово вырвалось быстро и уверенно, как знак полной уверенности. — Пожалуйста, — попросила я. — Я приняла решение. Я знаю Кевина. Он чертовски зол на меня. И он очень мстителен. Если я останусь, он не отступит. Ты нужен Айви. Ты хочешь,
Он ничего не ответил. Просто посмотрел на меня своими потрясающими серыми глазами, переполненными горьким сожалением, и мне пришлось отвернуться.
— Прости меня, — сказала я, поднимаясь на ноги. — Я безумно тебя люблю. Только поэтому и уезжаю.
***
Оказаться снова в Калифорнии с родителями было чудесно, но я очень сильно скучала по Эвану. Каждый раз, когда боль становилась невыносимой, я напоминала себе, что у меня была веская причина, чтобы уехать. Ради него самого. Ради моих родителей. И даже ради самой себя, потому что наконец-то я могла что-то сделать для них, пусть они и не осознавали, на какую жертву мне пришлось пойти.
Но так как хоронить себя заживо я не собиралась, я набралась мужества и, усадив родителей рядом, объявила, что не собираюсь работать в Вашингтоне.
— Сама работа чудесная, — говорила я, — и я не жалею ни о своей степени, ни о потраченном на учебу времени. Но это не мое.
— Тогда зачем... — начала было мама, но отец нежно попросил ее умолкнуть, накрыв ее руку своей.
— Я всегда считал, что политика больше привлекала твою сестру, — начал он. Он говорил ровным тоном, но я видела понимание на его лице, и думала, что, наверное, впервые осознала, насколько хорошо мой отец подходил для работы в сфере политики.
— Ей это нравилось, — согласилась я.— Мне тоже нравится, это интересно. Но я не люблю это всей душой, папа. Не так, как ты или Грейс.
Он медленно кивнул.
— А что ты любишь?
Я не колебалась ни секунды.
— Искусство.
— Мне не следовало даже спрашивать. — Отец наклонил голову и улыбнулся.
— Ты родилась с альбомом в руке.
— Плохо только, что мой лучший шедевр — это палка-палка-огуречик.
— Не говори ерунды, — засмеялась мама. — Ты очень талантлива.
Я засмеялась и обняла ее.
— Нисколько, мам, но я умею разглядеть талант. Может, когда-нибудь я буду управлять галереей. Или стану реставратором. Не знаю. Честно говоря, я даже не знаю, каков будет мой выбор. Но я планирую вернуться к учебе и выяснить это. — Я сморщила носик в ожидании их отговорок.
Мама высказалась первая.
— Я поговорю с Кэндес утром. Ты же помнишь ее? Она два года проходила стажировку в Лувре. Если кто и знает лучшие художественные колледжи, так это она.
Я попыталась сказать хоть что-то, но слезы помешали мне. Я просто улыбалась, как идиотка и смотрела на отца.
— Боюсь, на Капитолийском холме мне спасибо не скажут. Конгрессмену Уинслоу вряд ли еще повезет с такой помощницей, как ты.
Я кинулась ему на шею и крепко обняла.
Впервые за восемь лет я почувствовала, что родители видят меня и находятся со мной, а не просто реализуют через меня свои ожидания и мечты о Грэйс.
— Ты собираешься вернуться в Чикаго? — поинтересовалась мама спустя несколько дней, когда мы прогуливались по галереям Ла Джолья. — Насколько мне известно, там есть несколько отличных программ.
— Да, есть, — ответила я. — Но не думаю, что хочу жить в городе, в котором постоянно находится Кевин.
Мама удивленно приподняла брови.
— Тот самый молодой агент ФБР, с которым тебя познакомил отец?
— Не стоит говорить об этом папе, мам, но этот парень — полный придурок.
— В самом деле? Или ты просто встретила кого-то еще?
Я скорчила рожицу.
— Был один парень. Ничего не вышло.
— Почему? — поинтересовалась мама, и я мысленно обругала себя за то, что вообще завела об этом разговор.
— Да куча всего.
— Не хочешь рассказать мне?
— Нет, — покачала я головой.
Мы пошли дальше молча.
— Ты любила его? — ей, видимо, было действительно интересно.
Я хотела соврать, но не могла поступить так по отношению к Эвану. Даже если нам не суждено быть вместе, я не могу лгать о том, что чувствую по отношению к нему.
— Да, — сказала я.— Я люблю его.
Она посмотрела на меня краем глаза, и я ожидала, что она сейчас ударится в пространные рассуждения, которыми матери любят делиться с дочерями. Вместо этого она произнесла:
— Твой отец не был первым мужчиной, которого я полюбила.
— Не был? А кто? Кого ты любила до него?
Намек на улыбку появился на ее губах.
— Это не имеет значения. Но он был дерзким и просто невероятным. Рядом с ним я чувствовала, что могу все. Знала, что пока я с ним, то возможно все.
— Мне знакомо это чувство, — сказала я. Эван был той самой составляющей, что делала меня целой, полноценной. Той самой силой, что заставляла меня чувствовать себя живой. И, теперь я это знала точно, я была тем же самым для него. — А с отцом ты чувствуешь это?
— Я очень люблю твоего отца, но это более умеренное чувство. Между нами, скорее, партнерство. И в этом нет ничего плохого, Энджи. Вот если бы можно было сочетать в браке страсть и партнерство… — Она прервалась на полуслове, словно сожалея о минутной слабости. — Матерям не следует говорить такие вещи. Я просто хочу, чтобы у тебя было все самое лучшее в этой жизни.
— Так почему же ты не вышла за него? За того первого мужчину?
— Он этого не хотел. Вернее, он не смог бы мне это предложить.