Железная роза
Шрифт:
— Не-ет, — отбивался от него Ястребов, — народ кругом, давай обождем до утра.
— На заполье все скоро гулять уйдут, одни старики останутся. Да и смеркаться начинает, не увидит никто. Рази можно такое дело откладывать!
Павел сдался. Вдвоем, соблюдая величайшую осторожность, перенесли они колеса к воде. Пока Ястребов прилаживал их на место, почти совсем стемнело. Наконец все было готово.
— Ну, Лука, садись, я толкать буду!
Лука, сунувшийся было в лодку, вдруг выпрыгнул обратно.
— Иль боишься? Давай сам сяду!
— Кормовку забыл. Править-то
Усевшись на корме, он истово перекрестился и скомандовал:
— Двигай!
Приналегши, Павел с силой толкнул лодку от берега. Колеса, легко сидевшие на смазанных дегтем осях, завертелись. Но по мере того как отходила лодка от берега, движение ее замедлялось, колеса вращались все медленнее, а затем и вовсе остановились. Не решаясь взглянуть назад, Лука молча продолжал сидеть на корме.
«Не может быть, чтоб ошибся! — мелькало в голове Павла. — Разбег мал. Посильней толкнуть надо!»
Велев плотинному подгрести к берегу, он еще раз осмотрел колеса, покрутил их рукой, проверив, как они вертятся, и снова толкнул лодку, собрав для этого всю свою силу. И снова все повторилось, как в первый раз.
— Не выходит маленько дело-то. Ай сплоховал где? — спросил Лука, вылезая из лодки.
Павел не ответил.
— Норовиста, слышь-ко лошадь-то, хуже бабы-казачки: ты к ней со всей душой, а она — как бы задом лягнуть. Конечно, есть такие ловкачи…
Но окончить свою мысль Лука не успел. Схватив топор, Ястребов с ожесточением начал рубить колеса, уничтожая то, на что было затрачено столько времени и труда.
— Что ты, что ты, Паша! — бросился к нему старик. — Ай очумел? — Боясь близко подступиться к яростно крушившему свое неудачное сооружение Павлу, Лука смешно приплясывал около него, увертываясь от летевших во все стороны щепок. Разломав все дотла, Ястребов строго-настрого наказал Луке молчать и, круто повернувшись, пошел вдоль берега. Старик хотел было двинуться за ним, но решил, что лучше, пожалуй, оставить его одного.
Долго ждала в этот вечер мужа Люба. Узнав от Луки о случившемся, несколько раз ходила к озеру, кликала Павла, но ей никто не отзывался. Встревоженная, она хотела было уже идти к Ефиму, просить его отправиться на розыски, как вдруг на дворе что-то стукнуло. Выбежав, она увидела мужа, сидящего на крыльце. Молча сев рядом с ним, она притянула к себе его голову и нежно провела по волосам своей мягкой, теплой рукой.
На дальнем конце поселка запел петух. Ему откликнулся второй, затем третий… Повинуясь древнему инстинкту, петухи возвещали о восходе солнца там, в далекой стране, где была их родина. Но вот все угомонилось, и было слышно только, как стучит сердце Любаши. С каждым его новым ударом спокойствие все больше возвращалось к Павлу. Высвободив голову из-под ее руки, он поднялся.
— Пойдем-ка, жена, в избу. Пора собираться на работу.
VII
Пока строился новый завод, Андрей Родионович почти безвыездно жил на Выксуни, лишь временами наезжая па Унжу и Гусь, где хорошо налаженное дело не требовало постоянного его присутствия. Но
Сидя как-то в унженском доме за вечерним чаем, он высказал эту мысль Ивану. Тот не спеша отпил из чашки, поставил ее на стол, помолчал.
— Что ж, можно и переехать.
— И знаешь, если на новое место переезжать, то строиться надо не так, как тут, а по-господски, хоромы возвести каменные. Пусть все знают, что мы не лыком шиты.
— Я не прочь.
— А коли так, то и тянуть нечего. Я, признаться, давно над этим думаю. Хочешь, расскажу, какой дом поставить мыслю?
— С удовольствием, братец.
Вначале Иван скептически отнесся к затее брата, слушал больше из приличия, потом сам увлекся его предложением. Баташевы принялись оживленно обсуждать план будущей постройки. Решено было возвести дом о трех этажах: нижний — для челяди и разных служб, второй — для себя, третий — для гостей. План второго этажа обсуждался с превеликим тщанием, не раз перечерчивали его на бумаге, стараясь расположить комнаты так, чтобы у каждого брата была своя «половина» и чтобы в то же время они не были отделены друг от друга.
Ставить дом решили напротив завода с таким расчетом, чтобы из окон видны были бы и домны с молотовыми фабриками, и привольно раскинувшийся заводской пруд.
Собрав со всей округи каменщиков, Андрей Родионович сам съездил за опытными мастерами в Муром. Место, где начали возводить господские хоромы, обнесли высоким глухим забором. И хотя первое время никого из заводских сюда не пускали, работали одни пришлые, по поселку скоро поползли зловещие слухи. Одни шепотом передавали, что под домом роются подвалы, где будут заточать в каменные мешки провинившихся, другие утверждали, что роется подземный ход к фальшивомонетной фабрике, которую хозяева хотят устроить под землей.
Когда такие слухи дошли до Павла Ястребова, он усмехнулся и сказал:
— Дураки — дурное и болтают.
— Почему дурное?
— А потому. Когда колокол на церковь собираются лить, — по всей округе слухи разные распускают, чтоб звончее был. А тут сплетки плетут, чтобы дом прочнее стоял.
— Братцы, ведь и верно!
Слухи стали стихать. Но когда на стройку потребовались люди и Мотря распорядился, чтобы каждый работный после заводской упряжки шел на четыре часа на стройку, многие попытались проверить, правильно ли болтают в народе. Поинтересовались этим и Рощин с Коршуновым, попавшие сюда вместе со всеми. Ходили, смотрели, но что увидишь, если все давно закрыто кирпичом да тесаным белым камнем и на первом этаже дубовые полы настланы? Попробовали расспросить приезжих, но те в ответ на все расспросы только посмеивались. Так и осталось неудовлетворенным людское любопытство.