Железная роза

Ключарев Николай Петрович

— Вон оно что! Знать, тоже запасы на зиму готовит.

Хотел было сучком в нее кинуть — не пугай честных людей! — да раздумал. И без того у белки врагов много.

Сел на поваленное ветром дерево, вынул из-за пазухи скрыль хлеба и замер: с болота не то плач, не то стон какой-то послышался. В иной раз опрометью бросился бы с этого места, но после случая с белкой посмелей стал.

«Никак баба плачет. Не обидел ли кто?»

Пошел на голос, продираясь сквозь чащобу. За кустами начиналось болото, затянутое зеленым

с проседью мхом. Шагах в двадцати от берега, рядом с низенькой сосенкой, спиной к Ваське сидела девушка. Уткнулась лицом в колени и плачет.

«Не болотница ли?»

Вспомнилось Ваське, как бабы зимой на супрядках рассказывали. Живет болотница на чарусах — топях непроходимых, людей к себе заманивает. Волосы по плечам распущены, глаза бирюзой искрятся, брови, как лук, изогнуты. Сидит на чарусе, белыми кувшинками заросшей, и зовет: «Иди, не бойся, иди!» Ступишь ногой в чарусу — в бездонную пропасть провалишься. А болотнице только этого и надобно. Не зря по ночам над такими местами огоньки горят: души утопленников светятся, путников предостерегают.

Хотел потихоньку назад поворотить, скорей от того места бежать, да спохватился: болотницы-то ведь только при луне наверх выходят, боятся солнышку показаться, а сейчас вон как светит! Может, и впрямь заплуталась чья?

— Эй, чего плачешь?

Девушка, вскрикнув, вскочила и снова села, испуганно глядя на Ваську.

— Да это никак Наташка?

Проваливаясь по колено, полез к ней.

— Ты чего тут делаешь?

Узнала Ваську, виновато улыбнулась и еще пуще заплакала.

— Ну, чего ты?

— Испугалась я.

— А сюда-то чего залезла?

— Я оттуда, — махнула рукой, — за кислицей лазила. Матушка хворает, кисленького захотелось ей, а близко всю вырвали.

— Где же ягоды-то?

— Провалилась, рассыпала все. Грибов вот набрала.

— Это разве грибы? Пойдем на сухое.

Наташка поднялась, но только сунулась ногой в болото, назад к сосенке метнулась, дрожит вся.

— Пойдешь, что ли, а то здесь брошу!

— Боюсь я.

— Давай руку. Со мной везде пройдешь!

До сухого добрались молча, Наташка только изредка всхлипывала.

— Показывай, каких грибов набрала? Эх ты, собиральщица!

Все маслята с синюшками в болото вытряхнул.

— Посиди тут, отдохни.

Через полчаса с полными боровиков лукошками тронулись к дому.

Отец Наташи — тот самый молотовой мастер, чей горн стоял рядом с Васькиным, жил на краю села, в маленькой курной избушке. Редко кто знал, что фамилия его Котровский, больше кликали по прозвищу — Саламыгой. И впрямь был он какой-то забитый, ледащий, с редкой, словно выщипанной, бороденкой. Наташа удалась в мать: такой же слегка вздернутый нос, льняные, чуть вьющиеся у висков волосы, большие синие глаза. Когда Васька впервые увидел ее на руднике, она

показалась ему невзрачной. А сейчас — словно кто подменил девчонку! Иль это оттого, что повзрослей стала?

Дорогой шли молча. Раза два только Васька сказал:

— Держись за мной, топь здесь.

Когда подошли к околице, неожиданно для себя спросил:

— В воскресенье на Заполье придешь?

Наташка голову пригнула, не ответила.

— Тебя спрашиваю.

— Узнают, смеяться будут.

— Про меня не посмеют, живо бока намну.

— У меня матушка болеет.

— Чего же, дома сидеть будешь?

— В лес пойду.

— Меня возьмешь?

Взглянула на Ваську, краской залилась.

— Озорной ты больно.

Лицо Василия, чуть тронутое крапинками веснушек у переносья, вдруг как-то особенно засветилось. Улыбнувшись по-мальчишески и чуть смущаясь, сказал:

— Смотри, за околицей ждать буду.

Сказал — в воскресенье, а сам уже на другой день не находил места. О чем ни думал, все мысленно к Наташке возвращался. Словно околдовала девка парня. Долго до воскресенья. Целую неделю ждать надо.

«Пойду к Луке!» — решил Васька.

Дома плотинного не оказалось.

— У Ястребова, поди, сидит, — сказала старуха. Как на пожоге вместях побыли. — водой не разлить.

— У Пашки?

Досадно на старика стало. Забывать стал Ваську. А раньше чуть не за сына считал.

— Зайди в избу, посиди. Скоро придет, поди.

— Нет, я потом… Некогда мне.

С расстройства не попрощался даже, пошел куда глаза глядят. И вдруг совершенно неожиданно встретил Наташу.

— Наташа!

— Ой! Испугал ты меня. — Коромысло с ведрами качнулось на ее плечах. — Откудова взялся?

— К тебе шел.

— Уходи, уходи отсюда. Увидят люди, засмеют.

— Поедем по озеру кататься!

— А лодку где возьмешь?

— У дедушки Луки, плотинного, челн есть.

— Боязно!

— Поедем!

— Люди узнают.

— Никто не увидит. Ты приходи на бережок к заливу, там никого не бывает. На дальний конец озера поедем. Хорошо там!

— Отец не пустит.

— А ты не говори ему.

Далеко отбросив поросшие сосняком берега, озеро было тихим и спокойным. Стройные сосны задумчиво гляделись в безмятежную синеву водной глади.

Отвязав челн от забитого между двух больших камней кола, Васька сел на корму и стал ждать Наташу. Как хорошо, что он встретил ее тогда в лесу! Лучше этой девушки для него нет и не может быть.

Утомленный ночной работой, Васька незаметно для себя задремал. Очнулся от летевших в лицо брызг воды и не сразу опомнился — где он? Стоя по колено в воде, Наташа, смеясь, смотрела на него.

— Шел бы ты лучше спать, притомился!

— Нет, поедем!

Перегнувшись через борт, он окунул голову в воду и, отряхнув волосы, сказал: