Железная звезда
Шрифт:
— А вот тут я родилась, в месте, где живет лед и горы касаются луны. Здесь у крылатых свое королевство.— Она провела пальцем на восток, в сторону Фарса, и за ним — в страшную пустыню Арбан, к Эгупту.— Вот здесь я летела. Ночью, когда я оставила свое девичество. Мы все должны летать, и я летела сюда. Сотни раз я думала, что умру. Здесь, в этой пустыне, песок скрипит в горле, а когда я летела, песок бил в крылья — и мне пришлось опуститься. Я лежала, нагая, на горячем песке несколько дней, и меня заметил другой крылатый, он спустился, пожалел меня, поднял, и, когда я взлетела, силы вернулись ко мне и мы вместе полетели к Эгупту.
Прежде мне не доводилось рассказывать о своей жизни. С внезапно возникшей болью в коленях я проковылял к дальней части глобуса. Аулуэла последовала за мной. Гормон оставался сзади, как бы не интересуясь ничем. Я показал на разбросанные островки, поднимающиеся двумя длинными лентами из океана,— остатки исчезнувших континентов.
— Здесь.— Я указал на мой родной остров на западе.
— Так далеко! — воскликнула Аулуэла.
— И очень давно,— кивнул я.— Иногда мне кажется, что это произошло в середине Второго цикла.
— Нет! Это невозможно!
Но она посмотрела на меня так, как будто поверила, что мне тысяча лет.
Я улыбнулся и коснулся ее бархатистой щеки.
— Мне просто так показалось.
— А когда ты ушел из дома?
— Я был вдвое старше тебя, когда отправился в путь. Сначала я пришел сюда.— Мой палец коснулся группы островов к востоку,— Десятки лет я был дозорным на архипелаге Палаш. Затем по воле Провидения я пересек океан и попал в Афреек. Какое-то время моим пристанищем были жаркие страны. Потом началось мое путешествие в Эгупт, где я встретил одну маленькую крылатую.
Я замолчал и стал вглядываться в острова, которые были моим домом, и мысленно снова увидел себя не тощим и изможденным, а молодым и сильным. Я взбирался на зеленые холмы, плавал в холодном море и проводил ритуал дозора на белом песке под рев прибоя.
Покая пребывал в этом забытьи, Аулуэла повернулась к Гормону и спросила его:
— Теперь ты. Покажи, где появился на свет ты.
Мутант пожал плечами.
— На этом глобусе такого места нет.
— Этого не может быть!
— Разве? — ухмыльнулся он.
Аулуэла прижалась к нему, но Гормон отодвинул ее, и мы вышли через боковой вход на улицу.
Я уже изрядно устал, но у Аулуэлы появился аппетит к этому городу — ей хотелось поглотить его весь за один послеполуденный срок, поэтому мы пошли дальше сквозь путаницу пересекающихся улиц, через кварталы роскошных особняков хозяев и купцов, минуя район грязных лачуг слуг и лоточников, переходящий в подземные катакомбы, в места, где обитали клоуны и музыканты, а лунатики предлагали свой странный товар. Одна из лунатичек умоляла нас зайти и купить откровение, явившееся ей во время транса, и Аулуэла просила нас сделать это, но Гормон только покачал головой, а я улыбнулся, и мы продолжили свой путь. Теперь мы оказались на краю
— Посмотрите! — воскликнула Аулуэла.— Какая красота!
Ее восторг вызвала громадная сияющая полусфера, скрывавшая от неумолимого времени какую-то реликвию минувших эпох. Прищурившись, я разглядел под защитной оболочкой растрескавшуюся мраморную стену и горстку людей перед ней. Гормон сказал:
— Это Уста истины.
— Что? — не поняла Аулуэла.
— Идем. Увидишь.
У полусферы стояла очередь. Мы присоединились к ней и вскоре были у входа, глядя в неподвластный времени мир, начинавшийся сразу за порогом. Почему эта реликвия — как и некоторые другие — имеет особую защиту, я не знал и поинтересовался у Гормона, познания которого были, несомненно, так же глубоки, как у каждого запоминателя, и он ответил:
— В этом месте существует только мир определенности, где то, что сказано, абсолютно соответствует тому, что есть на самом деле.
— Я не поняла, — тряхнула волосами Аулуэла.
— В этом месте невозможно солгать,— пояснил Гормон.— Можешь ты себе представить реликвию, заслуживающую большей защиты?
Он шатнул внутрь полусферы и растворился, как в тумане, я торопливо последовал за ним. Аулуэла явно колебалась, и прошло несколько долгих мгновений, прежде чем она решилась войти, причем задержалась на пороге, словно ей препятствовал ветер, несущийся вдоль невидимой границы, разделяющей внешний мир и эту маленькую вселенную.
Уста истины находились в еще одном внутреннем помещении, и очередь тянулась туда. Поток входящих контролировал чиновник, стоявший у входа в святилище. Прошло некоторое время, прежде чем нам было разрешено войти. Мы оказались перед свирепой головой чудовища в виде горельефа, укрепленной на древней стене со следами, оставленными временем. Челюсти чудовища были раскрыты, пасть — темная и зловещая дыра. Гормон осмотрел эту голову и удовлетворенно кивнул, словно ему было приятно увидеть ее именно такой, какой он себе ее представлял.
— И что нам делать? — спросила Аулуэла.
Гормон сказал:
— Дозорный, вложи правую руку в Уста.
Я подчинился.
— Теперь,— продолжал Гормон,— один из нас задаст вопрос. Ты должен ответить на него. Если ты скажешь что угодно, кроме правды, пасть закроется и повредит тебе руку.
— Нет! — воскликнула Аулуэла.
Я обеспокоенно взглянул на каменные челюсти, касавшиеся моего запястья. Дозорный без рук— это человек без профессии. Во время Второго цикла можно было приобрести протез получше собственной руки, но он давно износился, а такую вещь теперь уже не купить.
— Как такое вообще возможно?—спросил я.
— В пределах этого помещения воля Провидения необычайно сильна,— ответил Гормон.— Оно строго различает правду и ложь. За этой стеной сейчас спят трое лунатиков, через которых говорит Провидение, и они управляют Устами. Ты боишься Провидения, дозорный?
— Я боюсь собственного языка.
— Смелее. Еще никогда перед этой стеной не произносилась ложь. И никто еще не потерял здесь руки.
— Ну, начали. Кто задаст мне вопрос?
— Я,— сказал Гормон.— Ответь мне, дозорный, можешь ли ты сказать, что жизнь, потраченная на дозоры, была прожита мудро?