Железное сердце. Книга 1. Дочь часовщика
Шрифт:
— Это было ваше или ее решение?
— Ее. После того как я лишился сердца, многие знакомые не захотели иметь со мной дела. Или не смогли. Люди порой испытывают сильную неловкость, когда разговаривают с человеком, у которого тикает и поскрипывает в груди. Постоянно прислушиваются, а потом отводят глаза и задают разные неудобные вопросы. Например, умею ли я с этим сердцем любить.
«А вы умеете?» хотела спросить я, но вместо этого сказала:
— Вы с ней потом встречались? С той девушкой?
— О да! Мы и сейчас иногда видимся. Как старые
Я покраснела, вспомнив рассказ Курта о знакомой полковника, которую он иногда навещает в соседнем Ротбурге. Мне было неловко от откровений фон Морунгена и от обращения, которое он для меня выбрал, — голубка Майя, — фамильярное и неожиданно ласковое. Слышать его от полковника было странно. Я каждый раз внутренне вздрагивала, когда он произносил эти слова.
— А вон там, — полковник ткнул рукой вверх, — есть дупло. Мальчишкой я прятал в нем свои секреты.
— О, я делала так в детстве! — оживилась я. — Прятала фантики, бусины… не думала, что мальчишки тоже этим занимаются. А что было в вашем… кладе?
— Оловянные солдатики, стеклянные шарики… моя семья жила небогато, игрушек у меня было немного. Наверное, они до сих пор там лежат. Когда подрос, потерял к ним интерес, да и забот навалилось, стало не до игр.
Полковник оценивающе посмотрел на дерево.
— Теперь до них не добраться, слишком я стал тяжел. Ветви не выдержат.
Я вытаращила глаза. Что за нелепая идея? Чуть не рассмеялась вслух, представив, как импозантный и рослый барон — далеко не мальчишка — пыхтя, карабкается по дереву в своем элегантном костюме и дорогих сапогах.
— Лучше не пытайтесь, ваша милость. Упадете, не соберете ни костей, ни шестеренок.
Полковник глянул благосклонно. Скупая улыбка тронула его губы; выдержав паузу, он сказал:
— Мне нравится, что вы не стесняетесь шутить по поводу моей механической начинки. Продолжайте в том же духе, Майя.
Однако после такого заявления шутить мне, понятное дело, совершенно расхотелось.
Кажется, фон Морунген тоже не прочь подружиться, однако меня его вспышки дружелюбия по-прежнему озадачивали. Когда ехала в замок Морунген, вот уж не представляла, что буду гулять по садам с Железным Полковником и выслушивать его сентиментальные воспоминания. Я видела, что моя компания ему нравится. Он разговаривает со мной с удовольствием, пытается острить. Как реагировать на это — я не знала. Поощрять его или держаться отстранено?
Не думаю, что он испытывает ко мне тот интерес, какой возникает у мужчины к девушке. Скорее, я его развлекаю и забавляю. Что ж, неплохой задел для того, чтобы выстроить хорошие отношения. Будем надеяться, что такое поведение войдет у него в привычку.
Дорожка, едва заметная и заросшая травой, сбегала вниз. Чем дальше, тем гуще росли деревья. Мы миновали старую каменную арку с иззубренными колоннами и ступили в чащу.
Здесь
— Мы вышли за пределы поместья, — сказал полковник. — Тут начинается Бурый лес. Если идти прямо, по тропинке, до рудника всего полчаса ходу, верхом быстрее, но небезопасно. Много ям, валежника. Майя, — он повернулся ко мне и тон его вдруг опять сделался резким и неприятным: — обещайте, что никогда не будете гулять у рудника. Поверьте, это действительно нехорошее место. Там водится много дичи, заходят и волки. Раньше забредали и двуногие хищники. Браконьеры и всякое отребье. Ваша вылазка за земляникой с той девчонкой была крайне неблагоразумной.
Я поежилась и пробормотала:
— Слушаюсь, ваша милость. Но местные туда заглядывают и ничего с ними не случается.
Полковника мой ответ не удовлетворил: он смотрел на меня сверху вниз, прикрыв веки, уже знакомым мне колючим взглядом.
— Однако случись что, — сказал он медленно, — у вас не будет шансов. Вон вы какая… хрупкая, слабая девушка. Вы не сможете за себя постоять.
Его слова несли предупреждение и заботу, но они встревожили, оттого что голос его стал низким и приобрел угрожающие нотки. Его глаза опустились на мои плечи, руки, как будто он оценивал мою силу и способность сопротивляться. Кожа на моем лице вспыхнула, как будто он дотронулся до нее своим загрубевшим пальцем. Я невольно коснулась рукой щеки, потом торопливо поправила выбившийся локон.
Подняла глаза и вдруг уловила во взгляде полковника что-то еще, отчего мне стало совсем нехорошо: что-то темное и примитивное. Может, вечерний свет сыграл злую шутку, а может…
Кольнула мысль: уж не представляет ли мой спутник для меня не меньшую опасность, чем те двуногие хищники, о которых он говорил? Я далеко от жилья и других людей, в чаще леса, вдвоем с человеком, которого знаю очень мало, и который, как мне известно, способен на грубые выходки.
Я словно впервые заметила, как он высок и широк в плечах; мощный, ловкий зверь. И подумалось, что человек этот с его стальными глазами и твердо изогнутыми губами должен быть себе на уме и не знать жалости. И так ли безупречна была его жизнь? Преступления… его мать говорила о преступлениях, которые он совершил. Да и в Ольденбурге болтали всякое…
Эти мысли усилили мою безотчетную тревогу. Впрочем, в глубине души я считала ее необоснованной. При всех его недостатках, полковник не дикарь и не безумец, и ничего в его компании мне не грозит. Вряд ли он усыплял мою бдительность задушевными разговорами, чтобы завести в чащу и сделать что-то… ужасное.
И тогда, чтобы избавиться от пугающих мыслей, я с нарочитым легкомыслием сказала:
— Кстати, о землянике. Ваша милость, признайтесь, вы не присылали лукошко с ягодой, верно? И не собирали ее сами, как сказал Курт. Не обижайтесь, не могу вас представить за этим занятием.