Железные бабочки [ Железные бабочки. Удача Рэйлстоунов]
Шрифт:
Полковник хорошо выбрал себе помощницу в доме. Возвращаясь в дом, я раздумывала, кому могу доверять. Может, я нашла ответ — по крайней мере часть его — в этой девушке? Можно ли доверять Труде, как Летти, и ожидать в ответ такой же верности и поддержки? Как мне хотелось в это поверить! Но я не должна была торопиться, иначе потом, в будущем, об этом придётся горько пожалеть.
Глава седьмая
Спала я тревожно, но сны не могла припомнить. Разбудил меня громкий звук, я села и прислушалась, вся дрожа. Колокола — звон
Я выскользнула из постели и подошла к ближайшему окну. Снаружи серый рассвет переходил в день. Я раскрыла окно, и колокольный перезвон стал оглушительным, снова и снова повторялись всё те же печальные ноты.
Могла быть лишь одна причина у этого звона. Курфюрст умер, и все церкви Аксельбурга возвещали об его уходе из этого мира. Невозможно заставить себя горевать. Я не испытывала той полной пустоты, как при смерти бабушки. Мне было только жаль, что у меня не было возможности лучше узнать этого человека, которого я встретила уже умирающим. То, что я в нём почувствовала, могло привести нас к…
Я покачала головой. В моей жизни Иоахим–Эрнест, курфюрст Гессена, мало что значил. Что я могла испытывать, кроме разочарования? У меня не было с ним прочной связи. Я медленно закрыла окно и постаралась связно и здраво подумать, что означает для меня эта перемена.
Не будет никакого публичного признания, подтверждающего письмо бабушке, не будут выполнены обещания, которые привели меня за море. Следовательно, чем быстрее я уберусь из Аксельбурга, тем лучше.
Несмотря на все намёки графини и предложения полковника Фенвика, я хотела только того, в чём мне теперь отказала судьба. Если мой дед был настолько неразумен, что упомянул меня в завещании, возможно даже, мне грозят неприятности. Я не строила никаких иллюзий относительно реакции аббатиссы–принцессы Аделаиды или других членов семьи, когда они узнают о моём существовании. Эти мастера интриг, которые могли держать в своей власти деда при жизни, теперь превратятся в стервятников, готовых убить, и если обо мне станет известно, я буду их самой вероятной жертвой.
Я была уверена, что в таких обстоятельствах не могу полагаться на графиню и её молчаливого мужа, которого почти не видела. Что касается полковника — я вспомнила пренебрежительные слова графини о нём. Его покровитель умер, и теперь, возможно, полковник лишится всей власти. Может, у него самого начнутся неприятности.
Так что, чем скорее я выберусь из Аксельбурга, вообще из Гессена, тем лучше. Теперь главная проблемой становилось организовать бегство. Меня привёл сюда план умершего: у меня самой не было даже экипажа, чтобы проехать по городу, не говоря уже о стране — и других странах и государствах, которые лежали между мной и морем. У меня имелись деньги, но я не была уверена, что смогу с их помощью воспользоваться общественным транспортом. Молодая женщина, едущая в одиночестве, может надеяться, что её будут терпеть, но ожидать должна оскорблений и даже опасности.
Я оделась и села, стараясь рассуждать, как меня учила бабушка, спокойно и здраво, взвешивая различные возможности. Если бы мне удалось добраться до Гамбурга,
Я даже не знала, какую дорогу предпочесть. Сжала руки, чтобы унять неожиданную дрожь, и поняла, что мне не на что рассчитывать, кроме собственной головы и небольшого количества золота.
Деньги могут купить многое, но они же могут породить предательство. Мне следует действовать очень осторожно. С чего начать? С полковника? Сейчас он, конечно, очень занят переменами, вызванными смертью курфюрста. Оставался только один человек — Труда. Хотя какую помощь могла мне оказать деревенская девушка?
Я заставила себя встать, не обращая внимания на непрерывный перезвон колоколов, прошла по комнате и потянула за звонок. Но дверь через несколько мгновений открыла не Труда.
Может быть, она стучала, а я не слышала из-за колоколов, но графиня влетела в комнату очень торопливо. На ней было домашнее платье, в оборках и кружевах, волосы убраны под мешковатую шляпку. Даже в утреннем свете заметны были морщины и линии на лице, которых раньше я не видела. Я догадалась, что она не стала ждать, когда служанки приведут её в порядок. Лицо у неё было радостно оживлённое.
— Амелия! — прежде чем я смогла пошевелиться, она схватила меня за руки и, если бы я инстинктивно не отступила на шаг, наверное, обняла бы меня. — Амелия, он умер! Ну, разве это не трагедия? Не увидеть его, так и не увидеть… Но мы знаем, чего он хотел, что он решил для вас!
Она даже сумела заплакать, и слёзы потекли по её пухлым щекам. Но при этом продолжала внимательно и хитро наблюдать за мной.
— Мне жаль его народ. Я слышала, что он был хороший правитель, — трудно было найти нужные слова; я знала, что не должна упоминать о своём ночном путешествии. — Мне жаль, что мы не встретились…
— Не увидеть вас, дитя его собственной крови, на кого у него были такие планы, не поздороваться с вами! — она выпустила меня, потому что я не ответила на её жест. Теперь она на самом деле стиснула руки. — Это тяжёлая утрата, Амелия, и такая печальная!
— Может, всё к лучшему, — быстро проговорила я, надеясь найти возможность высказать своё решение. — Не думаю, чтобы мне были рады при дворе, Луиза. По вашим словам я поняла, что передо мной множество препятствий.
Она покачала головой.
— Как вы можете быть такой холодной, такой спокойной? Неужели вы не поняли? Вы его крови… говорят, он всегда помнил о своей американской семье и принимал курфюрстину только по обязанности. Он всегда был чужаком в своей семье. Разве не сбежал он ещё юношей из дома и не стал офицером армии, воевавшей в вашей стране? Для человека его происхождения это неслыханный поступок, в него не могли поверить. Если бы он увидел вас, узнал вас, ваше положение стало бы абсолютно прочным, никто и шепнуть бы не посмел. Никто не смел бы противиться его воле!