Железные бабочки [ Железные бабочки. Удача Рэйлстоунов]

Нортон Андрэ

В прошлом мне приходилось во сне совершать множество странных поступков, танцевать, бегать, ездить верхом, ползти, просто стоять и смотреть на проходящие мимо странные существа. Но то было совсем другое. Сейчас же я стояла на самом деле, голова у меня кружилась по-настоящему. Я попыталась заговорить, но услышала только хрип.

Да, я была не одна. Я чувствовала, что кто-то стоит рядом со мной, хотя не касается меня, не поддерживает. Рот переполняла горечь, в желудке какая-то тяжесть.

В свете ламп, от которых болели глаза,

появился кто-то третий. Он… или она… показалась мне тёмной чёрной фигурой с бледным пятном вместо лица. Эта фигура встала непосредственно передо мной. Я услышала её голос, тихий и далёкий, иногда он совершенно исчезал. Как будто меня привели на суд, и я жду приговора. Я… я в опасности!

Страх разорвал окружающую меня дымку, всё на мгновение стало ясным. Тот незнакомец, которого я видела в саду, это он стоял передо мной, держа обеими руками книгу и повторяя слова, смысла которых я не понимала. Я попыталась пошевелиться, заговорить и обнаружила, что не могу ни того, ни другого. Единственным результатом моих усилий оказался такой приступ головокружения, что я наверняка упала бы, если бы стоявший рядом не сжал руку до боли и не удержал меня на ногах.

Тот, что стоял слева, поднял мою руку — так грубо, что я почувствовала боль, а потом, несмотря на головокружение, ощутила, как мне на палец надевают холодное кольцо и с силой вкручивают до конца пальца. Я вновь попыталась освободиться, меня начало тошнить, я закачалась.

Но невозможно во сне испытывать такие ощущения! Страх, да, кошмар, но не такое болезненное ощущение во всём теле. Я закрыла глаза, не в силах дальше выносить зрелище качающихся ламп и свечей. И какое-то время вообще ничего не чувствовала.

И снова я начала выбираться из тюрьмы, в которой меня держал кошмар. Меня так тошнило, что я не могла больше сдерживаться. Я наклонилась, кто-то держал меня за голову, из меня вырывалось содержимое желудка, один за другим спазмы сотрясали тело. Я не сомневалась, что пришла в себя, что я больна, как никогда в жизни.

Руки осторожно удерживали меня. Мягкая влажная ткань со свежим’ запахом коснулась потного лица. Меня снова начало рвать, но сухо и безрезультатно, тело напрягалось от тщетных усилий. Я склонилась над судном, готовясь к новому приступу. Но время проходило, а новых приступов не последовало.

Меня осторожно опустили на подушку, судно исчезло, и кто-то встал между мной и светом. Я обнаружила, что могу видеть.

— Труда?.. — прошептала я.

— Лежите спокойно, благородная леди, — она снова поднесла влажное полотенце, вытерла мои потные руки, потом лицо. Я опиралась на высокие подушки и могла теперь разглядеть, где я. Хотя мозг работал медленно и неуверенно, и мне трудно было вспоминать.

Я была за столом… а теперь я здесь, в своей комнате наверху, лежу в постели. Эти два факта показались мне совершенно ясными. Но вот между ними…

— Труда, я заболела? — вопрос пришлось задать с небольшими

паузами между словами, потому что даже для него потребовались огромные усилия. Моё тело, казалось, совсем лишилось энергии.

— Желудок, благородная леди, ничего серьёзного, теперь яд уже вышел…

— Яд? — повторила я. Что–то произошло… что–то неправильное… Я участвовала в этом, но припомнить не могла, это было выше моих сил.

— О, не настоящий яд, — лицо Труды выглядело неестественно бледным, а может, меня снова подводили глаза. — Вы просто съели что–то нехорошее для вас.

— Нехорошее для меня… — я могла только повторять её слова, пытаясь лучше вспомнить стол и бесконечную последовательность блюд, которые предлагались мне. Что я съела? Несколько кусочков рыбы, сама мысль об этом снова вызвала у меня тошноту. Горло у меня болело, словно обожжённое изнутри. Но я сражалась со слабостью, хотя в глубине сознания затаился страх. Что–то произошло, что–то гораздо худшее, чем болезнь.

Рыба, да, немного гороха и тот острый омлет, которым так настойчиво угощала меня графиня. Но ведь и остальные ели, накладывали себе из тех же блюд.

— Остальные… тоже… заболели? — я еле выговорила этот вопрос, когда Труда склонилась ко мне с озабоченным выражением лица.

— Только вы, благородная леди, — ответ последовал немедленно и твёрдо. Я увидела, как Труда взглянула в сторону, словно кто-то подслушивает и она хотела предупредить меня.

Подслушивает… подслушивает за дверью. Полковник… он первым дал мне знать об этом. Полковник… где он?

Я неожиданно села, вся комната закружилась, пришлось схватиться за кровать, чтобы не упасть. Полковник…

— Он арестован… — я не сознавала, что говорю вслух, пока не заметила, что Труда предупреждающе приложила палец к губам.

Память возвращалась ко мне. После воспоминания о том, что за дверью могут подслушивать, я сразу вспомнила свой разговор с графиней в другой комнате на этом этаже, с графиней и с бароном. Я позволила Труде снова уложить меня на подушки, но память ко мне вернулась окончательно.

Всё, к чему меня так настойчиво толкали, сразу вспомнилось мне. Заболеть именно в тот момент, когда мне требовались вся сила и весь ум! Мне показалось это ударом злой судьбы. Я была уверена, что болезнь моя неестественна. Может, эти двое приняли меры, чтобы я какое-то время не могла постоять за себя.

Я следила за Трудой, продолжая размышлять. К своей радости, я поняла, что теперь полностью владею своим умом, мыслю здраво и последовательно. Тело ослабло, да, вряд ли я без чужой помощи доберусь до двери, но мозг прояснился и зрение больше не подводило меня. Неожиданно я поняла, что Труда как-то странно смотрит на меня, и это прервало мои мысли о самой себе.

— Что случилось? — я была уверена, что что-то произошло. Не только то, что я внезапно заболела, сидя за столом. Сон… сон ли это был?