Железные люди
Шрифт:
Сверху поступило сообщение о том, что сейчас у водолазов будет пересмена и людям на подлодке следует немного подождать и передохнуть.
И вот, руководствуясь ощущением своей силы и удовлетворением от сделанного, люди стали располагаться на отдых. Не самовольно, конечно, а с санкции капитана второго ранга Берёзкина, который ещё прежде того взял на себя командование первым отсеком.
— Пока они там спускаются и поднимаются, давайте-ка, ребята, позволим себе пятнадцать минут отдыха, а уже тогда — снова за работу!
Это
И вот, люди взобрались на эти самые торпеды, легли на них и задремали, забылись.
Ожидалось, что отдых будет коротким, и о нём не было ничего сообщено тем немногим людям, которые ещё оставались во втором отсеке с его более хорошим воздухом. К слову сказать, Рымницкий и Лебедев были именно там. А командир «вспомогательного экипажа» — капитан второго ранга Полтавский — был здесь.
Итак: все заснули на пятнадцать минут.
Но будильника у них не было.
И дежурного они не оставили.
Почему мичман Ляхов проснулся — одни только олимпийские боги знают эту тайну. Ляхов был единственным среди всех, кто сумел сделать это; он взглянул на свои светящиеся часы и понял: прошло уже полтора часа! И обнаружил при этом странную вещь: он не может встать со своей торпеды!
И даже более того: не хочет! Ему было необъяснимо хорошо на душе. Почти светло и почти радостно. Между тем, ещё не угаснувший разум подсказывал: поводов для оптимизма очень мало. А уж для радости — ну совсем нету.
Он лежал весь в поту на покатом металле торпеды, а вовсе не на пуховой перине и, казалось, не ощущал кошмара и холода, окружающих его. В отсеке было шесть градусов тепла, но, несмотря на это, — лежать было хорошо, а вставать не было ни сил, ни желания.
И всё-таки мичман Ляхов встал.
Мрак и зловоние… Мерзость, вместо воздуха… И тишина, нарушаемая храпом спящих людей…
Ляхов позвал кого-то — просто так, наугад, кто ответит, тот и ответит:
— Эй, кто здесь?
Но ему никто не отозвался.
Заподозрив неладное, стал кричать, стал тормошить спящих — никакой реакции. Все спят.
Стал кричать и тормошить сильнее — бесполезно!
В числе спящих был и мичман Семёнов — его не отправили во внешний мир среди первых, а оставили здесь именно как одного из самых надёжных и нужных, и это несмотря на то, что левая рука и левая нога у него были парализованы. Правые-то конечности действовали! Он лежал сейчас под потолком на своей торпеде и просыпаться точно так же, как и все остальные, не собирался. К нему-то и бросился мичман Ляхов,
— Витя, просыпайся! — кричал он. — Уже полтора часа прошло. Пора вставать!
Семёнов не слышал. Спал.
— Витя, проснись же! — Ляхов кричал ему в самое ухо.
Семёнов лишь сонно пролепетал:
— Дай ещё немного поспать… Рано ещё… — Ему снилась семья, снилась уже не беременная его жена Лариса со старшею дочкой и уже родившимся ребёнком, и просыпаться — значило для него расстаться со всем этим. — Рано… Ещё немножко…
— Да какое ж рано, когда уже полтора часа прошло! Ты слышишь: полтора часа!!! Все спят, и я никого не могу добудиться!
Семёнов пробормотал:
— Женя, всё хорошо! Не паникуй, Женя… Всё идёт нормально!..
— Да ничего нормального! Я тебе говорю: всё очень плохо! Просыпайся!
— Не гони волну, Женя! Пусть ребята поспят, да ты и сам отдохни…
Ляхов был в отчаянии. И тогда он сделал страшное: зная, что у Семёнова повреждены левая рука и левая нога, зная, что тот уже несколько раз падал в обмороки только оттого, что случайно задевал чем-нибудь эти части тела, он ударил Семёнова по левой руке.
Эффект был: Семёнов взвыл от боли и протрезвел.
Только через несколько минут он нашёл в себе силы тихо простонать:
— Да ты что?! С ума сошёл?
— Вставай! Витя, вставай!
— Да что случилось? — спрашивал Семёнов всё более трезвеющим голосом.
— Вставай, Витя! Все люди умирают!
— Как умирают?.. Да ты что?.. Почему умирают?
— Угорели, Витя, отравились газами — не знаю, что, но все спят и медленно умирают. Добудиться никого нельзя. Вставай, Витя! Пойдём будить людей!
Превозмогая боль и помутнение разума, Семёнов с помощью Ляхова слез со своей торпеды. Поскольку командование отсеком взял на себя в своё время капитан второго ранга Берёзкин, то с него теперь решили и начать. Стали будить: кричали, тормошили, били по щекам.
— Саша, вставай! Просыпайся! Люди умирают! И ты сейчас умрёшь, если не проснёшься!
Александр Берёзкин ничего не слышал. Спал и громко храпел. Но храпел не смешно, как беспечный гуляка, завалившийся на боковую после весёленькой попойки — то разудалый посвист, то храп-перехрап; нет, храпенье у него было неестественно сильным, прерывистым, задыхающимся. Друзья поняли: это был предсмертный храп.
Маленькая подробность: Ляхову и Семёнову даже и в голову не пришло обратиться за помощью к людям из второго отсека, которые на это время были ничем не заняты. Устав запрещает это. И какие-то неписаные правила — тоже. Каждый в своём отсеке должен действовать самостоятельно. Хотя в этом случае ничего бы страшного не случилось, если бы и обратились.
Сообразили: на нижней палубе, которая была ещё не полностью затоплена, в недоступном для воде месте оставались банки регенерации воздуха и регенеративные плиты.