Железный доктор
Шрифт:
— Теперь стоп! — командирским тоном приказал Бандикут. — Здесь везде ловушки. Он нас уже засёк тем более и через камеры видит.
— Правильно говоришь, полурослик, — отозвался откуда-то из-под потолка механический неестественный голос. — Засёк и давно веду. Кто это с тобой?
— Не узнал, что ли? — лениво спросил энергик. — Совсем мозги скурил?
— А, лысый череп! А третий? Вы что, вояку сюда притащили?! Охренели, ботва?
— Кого надо, того и притащили. Открывай давай, сало, а то камнем кину! — злобно рявкнул коротышка.
— Камнем он кинет, видали такую говняшку… — ворчливо изумился невидимый собеседник.
Залязгали механизмы,
Растаман оказался толстяком с длинными волосами, заплетёнными в дреды. Из-под коротковатой майки с концентрическими разноцветными кругами над поясом пятнистых камуфляжных штанов виднелось волосатое пузо, а в руке Растаман держал допотопный безыгольный инъектор. Ко всему прочему он был босиком.
— Быстро рассказали, кого привели, — брюзгливо потребовал толстяк.
— Это военный врач. От группы отбился, — пояснил Бандикут. — Вернее, группе кирдык, а его я вытащил. Они, прикинь, в катакомбы полезли — ну, где шайка с Сеятеля заселилась.
— Военные… — с презрением протянул Растаман. — Господи, делают же где-то таких недопырков!
— А ведь их, между прочим, Гончар вёл, — встрял лысый Бордер.
— Гончар?! — несказанно удивился толстый. — Фигассе… А что случилось-то? С каких делов вдруг группу погнали?
— Мы, может, войдём да сядем? — вопросом на вопрос ответил Бандикут. — А то не гостеприимно ни хрена получается.
— А, ну да… Прошу, — галантно шаркнул пяткой по полу Растаман и сделал приглашающий жест.
Жил толстяк значительно комфортнее, нежели Бандикут. Судя по всему, в бывшем бомбоубежище под школой, которое обустроил и модернизировал. В большой комнате стояли два мягких дивана, заваленные приборами и книгами стеллажи, пульт управления с несколькими работающими мониторами, на которых подрагивало монохромное изображение различных фрагментов окрестностей школы, рабочий стол, кресло. Стены оказались увешаны разноцветными постерами неизвестных Рождественскому групп и исполнителей, преимущественно негров. Боб Марли. Питер Тош. UB40. Кто все эти люди? Что они значат для Растамана? Из невидимых колонок звучала ритмичная неторопливая музыка — видать, те самые негры.
Над плакатами, почти под самым потолком висела грязноватая зелёная растяжка с белыми буквами: «Гордись и помни свято, что ты из сто тридцатой». Володя удивлённо поморгал. Растаман перехватил его взгляд и кратко пояснил:
— Ностальгия.
— Учились тут? — вежливо спросил Володя.
— Преподавал. Химию. Ха-ха-ха!
Может, и не соврал жирный. Рождественский так до сих пор и не сориентировался, чему здесь можно верить, а чему — нет.
В углу тарахтел огромный белый холодильник, из которого, к великому удивлению военврача, Растаман извлёк три банки пива, швырнув инъектор на кресло.
— Садитесь вон на диван, — предложил он, подцепив ногой столик на колесах и подкатив его к гостям. Володя аккуратно опустился, куда велели, и взял ледяную банку. «Рижское», Томский пивзавод. Произведено два с небольшим месяца назад. Как они его сюда доставляют?! Впрочем, про каналы поставок туда-сюда через Барьер знали все, и перекрывать их, насколько понимал Рождественский, никто не собирался по самым разным причинам. Хотя при желании Зону могли бы запечатать в два-три дня. Но не запечатывали, и потому
— Свеженькое, — со знанием дела отметил Бордер, в два глотка осушивший свою порцию. — Хорошо живёшь, волосатый. Прямо как рыба в биде.
— Уметь надо, лысый. Рыба ищет, где глубже, а человек — где рыба.
— Куда нам. Мы — расходный материал, мелкая сошка, — делано вздохнув, сказал энергик. — Это ты дела проворачиваешь, а мы тебе хабар собираем. За копейки, между прочим.
— Ладно, кончай ныть. Что там за история с группой Гончара?
— Давай я расскажу, — предложил Бандикут, к пиву, как ни странно, не притронувшийся.
Володя, рассеянно прихлебывая пенистую жидкость, выслушал в принципе правдивый рассказ коротышки. Разумеется, о цели их путешествия Бандикут не обмолвился ни словом, как и о пропавшей дочери председателя Совета Федерации.
Растаман помалкивал, иногда качая головой, а по окончании рассказа уточнил:
— Точно всех вояк завалили?
— Ну, слушай, там такое мясо было понакидано… — покачал головой Бандикут. — Что мне, всю эту расчленёнку собрать и пересчитать надо было?
— Что-то нечисто тут. — Растаман скептически поморщился. — А про теплоход интересно, хорошо, что рассказал. Я-то сижу тут у себя в бункере, как сыч, не слыхал даже… И Карапета жаль, говорил я ему — бросай свои ходки за хабаром собачьим, иди ко мне, хорошая работа есть. Не послушался Карапет, и вот результат… — Толстяк тяжело вздохнул, жировые складки на его щеках вздулись и опали, словно у жабы. — Но вы-то куда чапаете? И зачем вояку за собой тащите, пусть он даже и доктор?
— Есть у нас кое-какие планы, — уклончиво сказал Бандикут. — Фишка в том, сало, что нам нужны твои профессиональные услуги. Ты ж мне должен кой-чего, если не забыл.
— Забудешь с тобой, как же… Чего конкретно надо?
— А вот доктора-врача посмотреть. У него импланты свеженькие, армейский комплект. Надо бы перенастроить, как ты умеешь. Или снять и поменять на толковые.
— Эй, эй! — воспротивился Володя, поспешно поставив банку на столик. — Я не хочу!
— Тебя не спрашивают, — безжалостно отрезал Бандикут. — Сейчас от них толку никакого почти, а Растаман тебя протестирует и сделает так, как лучше. Не ссы, кабы мы тебя привалить хотели, стоило бы нам тащиться в такую даль… Что, сало, займёшься доктором?
— Займусь, отчего ж не заняться. Сейчас, я скоро, — хмуро сказал Растаман и утащился в соседнюю комнату, где принялся чем-то греметь и стучать. Грохнуло разбитое стекло, толстяк выругался.
Володю слегка затрясло. Что делать? Чего они ему напихают? И ведь не вскочишь и не убежишь… Нашли себе игрушку, сволочи…
Бордер тем временем поинтересовался у коллеги:
— Ты пиво-то чего не пьёшь?
— Не любил никогда баночное. Жизни в нём нету, лысая башка. То ли дело взять разливного светлого… Нальёшь в бокальчик по стеночке, тараньку порежешь… Икорка янтарная, сладкая, на солнышке светится… Или пузырик плавательный. Многие выбрасывают, а пузырик — это же цимес! Его на спичке чуток обжарить — и в рот. Прожевать — и пивка… А можно и прицепчик, граммов сто пятьдесят. Но не в пиво лить, в пиво — это быдлячество. Надобно эти сто пятьдесят просто махнуть перед пивом, а потом пивко идёт вообще как в сухой песок. Помню, взяли мы как-то с мужиками по пять литров алтайского, поехали… — Бандикут внезапно осёкся, губы его задрожали. Взяв свою банку, он молча сунул её лысому.