Железный Грааль
Шрифт:
Я ждал, что наш маленький отряд, выбрав время, вернется в бой, но Конан вдруг рывком свернул к Бычьим воротам. Правитель со своими людьми скакали рядом, сговорившись заранее, и короткая скачка по вьющейся между стенами частокола дороге перенесла нас в ворота прямо к сердцу Тауровинды.
Победный клич, крики радости приветствовали возвратившегося домой Урту. И вдруг наступила тишина.
У дальней дороги стены крепости высилась сияющая туша Быка Таурана. Ноги широко расставлены, солнечный диск померк, вращаясь между рогами, как блестящее звездным светом колесо. Дыхание застывало паром у его ноздрей в остывшем вдруг воздухе.
Кони в колеснице Конана пугливо попятились, но испуганы были не они – возничий.
Отчаянный веселый юнец вдруг стал пепельно-белым и застыл в ужасе.
– Мерлин, – тихо сказал он, – слезай.
Я помедлил, и он ладонью столкнул меня с колесницы, не сводя глаз со спокойного золотого человека на дальнем краю крепости.
До меня еще доносились вопли людей и коней, звон железа. Урта победно кричал. Новые всадники, окровавленные, взмыленные, въезжали в крепостные ворота, спешивались и взбегали на стены, чтобы сорвать знамена павших царей Страны Призраков. Кто-то крикнул, что призраки бегут по болотам к реке.
В ворота въехал Гвирион. Мунда, сидевшая у него за спиной, держалась за его локоть. И его конь вздыбился при виде Быка и его златовласого хозяина. Девочка не удержалась в седле, Гвирион соскочил и, рассыпавшись в извинениях, помог ей подняться.
Среди этого гомона и сутолоки Катабах и мудрый Манандун молча смотрели на нас, чувствуя, что молодые кимбры попали в беду.
Конан, чуть не плача, обернулся ко мне.
– Ну, Мерлин, – сказал он, – путь был долгий, и мы славно повеселились. Жаль, не было времени познакомиться получше.
– Что происходит? – спросил я его.
Но он только улыбнулся и пожал плечами:
– Кажется, пора.
Воин перед грудью Быка поднял копье и взмахнул им, подзывая к себе парней. Я начал понимать то, что должен был понять с первого взгляда.
– Мы украли его колесницу, – безнадежно сказал Конан. – Помнишь? Золотые украшения ковал тот греческий бог Гефест, и он вплел в борта железо, так что они стали крепче каменной стены. Он очень гордился своей колесницей. И страшно рассердился, когда мы ее украли, хотя он и сам ее тоже украл прежде. Жаль, но мы разбили ее в гонке. Они победили нечестно, приделали мечи к ступицам колес, ублюдки! Боюсь, эта меднобокая плетенка его не годится, даже с золотыми колесами.
– Кто он?
– Мой божественный отец, – вздохнул Конан, – кто же еще? Сам великий бог Ллеу. Это его солнечный бык. Он всегда появляется, когда скотина выходит из темноты. Легко нам не отделаться. Мы же не единственные его сыновья, есть другие, более послушные, – маленькие подлизы! – так что не сносить нам голов. До свидания, Мерлин.
Гвирион, такой же убитый, бледно улыбнулся мне, вскочил на колесницу и стиснул борта.
– А хорошо было, хоть и недолго, – выкрикнул Конан в последней вспышке мальчишеской отваги. – И ты еще станешь великим воином-колесничим!
Он тряхнул поводьями, и легкая колесница понеслась к ожидающему. Великий бог Ллеу поднялся в повозку и, взяв поводья, повернулся спиной к сыновьям. Их лица казались серебряными в его золотом сиянии. Застывшие, помрачневшие, рассеянные, лишь тени в гневных глазах отца, они цеплялись за бортики
Властно хлестнув поводьями, Ллеу повернул дрожащий коней, прогнал их прямо между ногами быка и скрылся во мгле холма. Бык мощно тряхнул головой, и тяжело развернувшись, нырнул назад во тьму, возвращаясь в тень, чтобы продолжить свое неторопливое странствие через подземный мир.
Он сделал свое дело. Мы потеряли молодых друзей, зато дух Айламунды вернулся к жизни и занял подобающее ему место среди Теней Героев. А Урта вернул свою крепость. Тяжелые ворота уже закрылись, а знамена жителей Страны Призраков прибивали к «дереву насмешек», составленному из гнилых ветвей осины и орешника. Потом их вывесят на северной стене, чтобы они никогда не видели солнца.
Я нашел Урту на стене. Воины Мертвых рассеялись, унося с собой павших. Но если правитель и торжествовал, он выказывал свою радость весьма сдержанно.
– Мы еще увидим их, – спокойно проговорил он. – Согласен, Мерлин? Они не сдадутся так легко. Они расширяют свое царство. Хотя зачем им это, я пока не могу понять.
За нашими спинами воины и их домочадцы разбежались, отыскивая развалины домов и уже обдумывая, как обновить их. Работа предстояла долгая.
Я узнал среди других знамена Коритании.
По-видимому, Урта, проходя через земли верховного правителя Коритании, нашел там вернувшихся жителей. Возвращаясь из отчаянного путешествия, которое увело воинов клана в Грецию и Македонию, они опередили его. Я, рыская в образе волка, не видел их встречи. Урта, зная, что Тауровинда захвачена, завоевал уважение этих людей и заручился их помощью. Они оставались в лесу, соблюдая тишину и не показываясь на глаза. Урта сам не знал, что его ожидает, но таким образом воины тени, смертные в нашем мире, оказались перед сильнейшим войском.
Ему еще предстояло расплачиваться с наемниками за службу, но этот мост можно было перейти в свой черед. На одну луну они задержатся здесь. Потом потребуют скота и коней.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
СВЕТ ПРОЗРЕНИЯ
Глава 13
ТАУРОВИНДА
Урта отбил издревле принадлежавшую его роду крепость Тауровинду, похищенную жестоким врагом несколько лет назад. При этом правитель проявил отвагу и изобретательность, выжав все возможное из скудного вооружения, немногочисленного войска и скромной магической поддержки. Почти сразу правитель признался мне, что его вдохновлял пыл и ярость маленького сына, Кимона. Если бы не он, Урта, возможно, промедлил бы, выбирая наилучшую стратегию для предприятия, которое, на его взгляд, никак не могло увенчаться успехом с первой попытки. Он готовился к долгой осаде, а одержал мгновенную блестящую победу, увлеченный мальчишеским безрассудством.
Воистину, Кимон, дух правителя, лихо пришпорил его. И только много позже мальчик признался мне, что, услышав мой рассказ о бесприютном духе Айламунды, бредущим за Быком в поисках счастья, он сам на миг увидел ее и загорелся столь безудержным гневом, что едва не бросился на штурм крепости в одиночку, нагой и безоружный. Мальчик увидел мать так же ясно, как я увидел женщину, которую любил горячо и страстно. Если Кимон и заподозрил, что это мгновенное прозрение было посеяно мною, он сам ни слова о том не сказал.