Железный Гулаг
Шрифт:
«Трамволёт» тихо проехал недалеко от нас и повернул к шахте. Я обратил внимание на металлическое колесо, прикреплённое шарниром к днищу машины и катившееся по полу. «Наверное, нулевая фаза», – пришло мне в голову; «железный лёд», он ведь – железный.
Глава 11.
Первый этаж барака состоял из двух секций на тридцать человек каждая. Двухъярусные койки в два ряда шли вдоль стен с окнами. Занавески, крашеные полы, недавно побеленный потолок, всё смотрелось чисто и ухожено. Почти на всех подоконниках красовались цветы в горшках. Между кроватями стояли тумбочки. Большинство
– Сколько вас здесь! – с командной ноткой в голосе спросил бригадир, скорее, желая обозначить своё присутствие, чем получить ответ.
Все трое обернулись. Мужик лет пятидесяти, постриженный под машинку, в одной майке и трусах, отложил книгу и сел на кровати. Оглядев меня с головы до ног, он сказал:
– В связи с моей незаурядной способностью в математике, я насчитал троих. А Вы, гражданин начальник, какое количество заметили?
– Не умничай, Иван. Знакомьтесь с пополнением. Зовут Алексеем, – Саня повернулся ко мне. – Выбирай любую свободную кровать и обустраивайся. Чистое белье в тумбочке.
– Смотри, какого молодого в расход пустили, – удивился один из шахматистов.
Я поздоровался. Бригадир вышел.
Вообще, осуждённые в камерах делятся на две категории по отношению к новеньким. Одни не проявляют никакого внимания, подчёркивая тем самым свою значимость и руководствуясь понятием, что со временем всё само узнается: если человек нормальный, тогда можно будет и сблизиться, а если нет, то и время тратить на знакомство бессмысленно. Другие наоборот, сразу подходят, засыпают вопросами, рассказывают о правилах и обычаях местной жизни, можно сказать, помогают быстрее освоиться. Так было в общей камере в изоляторе; не стала исключением и эта секция.
Шахматисты, поздоровавшись, вновь уставились в доску, а человек, читавший книгу, добродушно по-свойски предложил мне занять кровать в его проходе.
– Иди сюда, Лёха, меня Ванькой зовут, – он протянул руку.
Я поприветствовал его и сел на койку напротив.
– Куришь?
– Да.
Иван достал сигареты и пепельницу из тумбочки. Мы закурили.
Серые глаза, не выражающие ни злости, ни радости, прямой небольшой нос, выделенные скулы; лицо казалось мужественным, но каким-то потухшим, усталым. Широкие плечи и мускулистые руки говорили о немалой физической силе моего собеседника. Но, не смотря на это, он виделся мне добрым и общительным.
«Вот он, болтливый компанейский друг», – подумал я, – «Сейчас выжму из тебя всю информацию, чтобы мне этого не стоило». И, перехватив инициативу, спросил:
– Что-то у вас здесь слишком вольготно для тех, кого в расход пустили? Ни охраны, ни ментов, ни автоматчиков на вышках.
Ванька рассмеялся.
– Охрана – это кран наверху. Одним поворотом можно всех нейтрализовать, воздух-то наш оттуда поступает. Здесь полное самоуправление. Бежать не куда: за стеной задохнёшься, наверх, если и доедешь, пристрелят сразу. Посторонних тут очень мало бывает, так как излишнее движение вверх и вниз, это – утечка информации, и прощай вся сверхсекретность объекта. Там в Москве можно на пальцах пересчитать людей, которые в курсе происходящего.
– Ладно. А на самом деле, что мы тут делаем? – Решил я не останавливаться.
– Саня чего, не пояснил?
– Сказал наверху нельзя.
– Ну да. Перестраховываются. – Он выдержал паузу, наверное, обдумывая как начать. Потом заговорил:
– Чем больше я сейчас буду рассказывать, тем больше у тебя возникнет вопросов. Чтобы осознать технологию и масштабность нашей работы, надо увидеть всё воочию. Смысл объясню. Мы роем шахты, ну не мы конечно, а специальные буры, и не вниз, а вверх. Проще выражаясь, минируем столицы недружественных нам государств.
Я посмотрел Ивану в глаза в надежде, что он вот-вот сейчас засмеётся и скажет: – «Попался?!» Но его лицо оставалось серьёзным.
– Да, Лёша, сорок восемь тысяч метров вверх. Там, на месте уже, мы вручную делаем ниши. Пружинку видел, когда спускался? Она и есть шахта. Короче, словами не объяснить. Здесь такие технологии применяются, что на земле только присниться могут, да и то какому-нибудь сумасшедшему. Все это придумали, разработали и воплотили в жизнь в «Иерусалиме».
– В Израиле? – у меня вновь появился голос.
– В бараке около столовой, – он улыбнулся, – там евреи учёные живут, ещё в конце тридцатых «расстрелянные». Вот мы и прозвали его «Иерусалимом».
– И где вы закладываете эти мины? – Я до последнего надеялся, что Иван «прикалывается», новичков же всегда разыгрывают. И на всякий случай «повесил скептическую маску на лицо».
– «Китай» уже закончили, две «водородки» воткнули. «Англию» год назад закрыли, четыре бомбы установили. Сейчас все силы на «Америку» кинули: три шахты там делаем одновременно.
– Я думал у «Харона» маразм наступил, когда он про заграницу говорил, оказывается правда. И сколько ехать до «Америки»? И как вы её находите?
– Тридцать шесть часов до «Вашингтона» или «Нью-Йорка». До «Хьюстона» подольше. А местоположение учёные вычисляют. В Семипалатинске пробурили скважину, что бы определить вторую точку. Вроде без неё нельзя никак ориентироваться. И сопоставили с картой земли. Потом, когда мы шахту пророем, запускают мощный сигнал, а наверху наши дипломаты или разведчики, работающие в той стране, приёмником находят это место, тем самым подтверждая точность и расстояние. Оплошность до нескольких метров, но это не существенно.
– И когда же они собираются их взорвать?
Ванька засмеялся.
– Мне не доложили. Но как я знаю, шахты – вроде страховки, если на нашу страну нападут, и мы уже не сможем защитить себя, тогда и применят их. Они на самый крайний случай, а пока руководство СССР так же продолжает гонку вооружения, строит самолёты, ракеты, лодки подводные. «Максимыч» говорил, даже скважину какую-то начали бурить на Кольском полуострове. Но у них ничего не получится: диаметр буровых колон не соответствует расстоянию – никакой металл не выдержит. Ты главное пойми: на всей планете сюда только один вход и выход, и другого никто и никогда не додумается сделать. Так сложилось, что он оказался на территории нашей страны. Грех не воспользоваться такой возможностью. Согласен?