Железный Густав
Шрифт:
— Послушай, толстячок! — сказала девушка и тесно прижалась к адвокату. — Скажи мне по-честному! Очень я плохо танцую?
— А почему ты спрашиваешь?
— Мине надо знать. Все эти господа врут напропалую, потому как я голенькая. Ну, а Круков, тот, что мине выучил…
— Меня выучил, детка!
— А я что говорю — вот приставучка! Он говорит, я танцую, как пьяная корова…
— Видишь ли, детка, — отважился сказать правду адвокат. — Если ты в самом деле хочешь знать… У тебя красивое тело, ты молода и к тому же
— Ну вот! — воскликнула девушка, видимо, очень довольная. — Так я и думала! Тут есть такие мымры, все мине охмуряют, мне, вишь, надо на танцовщицу учиться, и чтоб я училась на их средствия, и чтоб, значит, с ними жила. А я про себя думаю: они мине на шлюху хотят выучить, а потом — скатертью дорога! Тогда уж лучше плясать голенькой, а как соберу честно заработанные денежки, сразу их в какое-нибудь дело всажу! Я когда-то у мясника работала. А там, глядишь, подвернется жених порядочный, а не такой облезлый кот, какие сюда ходют.
— Экая дрянь! — начал было Эрих, но ему так и не пришлось излить свою досаду по поводу столь неудачно вложенных денег.
Ибо зал бурно требовал свою нагую танцовщицу. Мужчины, осоловев от выпитого вина, нуждались в подстегивании. Да и дамы не возражали, так как мужчина, если его взбодрить, тратится и сорит деньгами охотнее, нежели вялый и сонный. Все опять пошло своим чередом. Танцовщице больше не чинилось препятствий в рассуждении ее костюма, да и первая скрипка пела все так же волнующе томно.
— Смешно, — сказал Эрих, досадуя на себя. — Ведь знаешь, какая это непроходимая дурища. Но когда она в блеске огней выплясывает в костюме Евы и все глаз с нее не сводят, я опять нахожу ее прелестной!
— Стара песня! — отмахнулся адвокат, позевывая. — Нам нравится то, что привлекает других. И желаем мы того, к чему стремятся другие. Кстати, Эрих, я весь вечер собираюсь тебя спросить, знакомо тебе такое имя — Эйген Баст?
— По-моему, нет, — сказал неуверенно Эрих. — Но у меня столько деловых связей. — И с тревогой: — А что? Кто-нибудь влип и я имею к нему отношение?
— Да еще как влип! — подтвердил адвокат. — И хочет поручить мне свое дело. А к тебе он имеет прямое отношение.
— Ну так не тяните за душу! — в раздражении воскликнул Эрих. — К чему эта таинственность? Эйген Баст — понятия не имею! Уж не тот ли с итальянским шелком? Хотя нет, того звали Бекер. Во всяком случае, если что не так, я твердо рассчитываю, что вы возьмете на себя мою защиту.
— Эрих, Эрих! — вздохнул адвокат. — А ведь ты постоянно меня уверяешь, будто у тебя в делах все чисто. Когда в тысяча девятьсот четырнадцатом году мы с тобой познакомились, я и в самом деле думал, что из тебя выйдет что-то порядочное, а не жалкий шибер!
— Еще бы! — взорвался Эрих. — Вы воображали, что я поддамся на удочку ваших дурацких социал-демократов!
— Ну, скажем, как Вильгельм Второй, — закончил за него адвокат. — Он был так же безнадежно и безответно влюблен в социал-демократию. Но оставим это! Оба мы, к сожалению, изменились не к лучшему. Пока находишься в оппозиции, все представляется простым и легким, — другое дело, когда…
— Я хочу наконец знать, кто такой Эйген Баст!
— Эйген Баст, — с готовностью отвечал адвокат, — это молодой человек, имеющий трех- или четырехкратную судимость, отбывавший наказание в тюрьмах и исправительных домах; ныне содержится в подследственной тюрьме Моабит, обвиняется в принадлежности к преступной шайке, в краже со взломом, вымогательстве, сутенерстве, остальное — мелочи, не заслуживающие упоминания.
— И речи быть не может! — сказал Эрих со вздохом облегчения. — С этим человеком у меня нет ничего общего. Надо быть идиотом, чтобы так зарабатывать деньги.
— Кроме того, Эйген Баст слепец, что представляется мне единственным обстоятельством, смягчающим его вину в глазах суда, ибо во всем прочем это отпетый негодяй.
— Слепец! Нет, господин доктор, если этот человек вам про меня что и врал, то лично я его в глаза не видывал…
— Это по милости твоей сестры он ослеп. Она прострелила ему голову.
— Эва! Так я и знал, что мы с ней не оберемся хлопот!
— Совершенно верно, Эва — Эва Хакендаль. Она сожительница помянутого Эйгена Баста и, по-видимому, стреляла в него в припадке ревности.
— Чертово свинство! — рвал и метал Эрих. — Но меня вам в эту грязную историю не втянуть. Какое мне дело до Эвы! Я ее уже столько лет не видел. Я не дам никаких показаний. Ну, знаете, — добавил он зло, — и почтенная же у вас клиентура!
— Каждому по его способностям, мой милый Эрих, — улыбнулся адвокат. — А впрочем, только минуту назад ты просил меня взять на себя твою защиту.
— Сделайте одолжение, — взмолился Эрих. — Откажитесь защищать этого стервеца!
Но адвокат умудренно покачал головой:
— Твой совет неразумен, Эрих. У стервеца есть деньги, а может быть, деньги есть у его друзей, что ничего не меняет, и, значит, он просто-напросто обратится к другому адвокату. Лучше уж нам взять дело в свои руки.
— Я не желаю иметь к этому никакого отношения!
— А ведь всякий другой адвокат непременно тебя притянет. Этот молодчик Баст кое о чем наслышан от твоей сестры. Он знает, например, что ты много зарабатываешь и что когда-то тебе случалось поворовывать. Извини, Эрих, и, пожалуйста, не выходи из себя. Я повторяю лишь то, что слышал от господина Баста. Если воровство, как утверждает Баст, у вас черта фамильная, значит, не обязательно он направил твою сестру по дурной дорожке. Может быть, наоборот, это она его научила воровать…