Железный класс, Николаи Альдо

Железный класс

на обложку

Николаи Альдо

Шрифт:

Бокка. Мне бы очень хотелось, чтобы меня считали погибшим.

Палья. Но это невозможно, если мы исчезнем с вещами. А когда им сообщат, что мы исправно забираем пенсию, то какие уж тут погибшие.

Бокка. Но хоть самую-то завалящую работенку нам дадут!.. В крайнем случае, поможет деревенский староста. Тот меня любил. Сажал на колени — мы играли в лошадку — да приговаривал: «Рысью, рысью, рысью!» — и подбрасывал на колене.

Палья. Бокка, Бокка, то были

иные времена, и того старосты уже нету.

Бокка. Поменяли, что ль? С какой стати?

Палья. Нельзя же целых семьдесят лет старостой работать. И с чего это вдруг человек, которого ты видел семьдесят лет назад, до сих пор жив? Сколько ему тогда было?

Бокка. Ну, для меня он был старик, а так десятков шесть, не больше.

Палья. Понимаешь ли ты, что сейчас ему вроде бы сто тридцать?

Бокка. При тамошнем климате да морском воздухе люди не мрут, как здесь.

Палья. Но все же сто тридцать, согласись, Бокка, — это слишком.

Бокка. А я вот читал, в России есть люди постарше того. Там у них на Кавказе одному сто шестьдесят стукнуло, и ничего. Жив-здоров и до сих пор пилит дрова.

Палья. Так то в России…

Бокка. Вот я и говорю, если в России кому-то сто шестьдесят, то почему у нас хотя бы одному не дожить до ста тридцати?

Палья. И этот единственный — непременно твой друг староста, так, что ли? Эх, Бокка, Бокка, хороший ты парень, однако фантазии — через край. И упрям как осел.

Бокка. Говори что хочешь, а я твердо уверен, нам все помогут.

Палья. Помочь-то помогут, но работу никто не даст. Ты пойми: мы слишком старые, чтобы работать.

Бокка. Это мы для здешних старые, потому что нас в городе много и у нас попросту отбирают работу, хотя мы вполне способны трудиться. Но там — там по-иному. Ты слушай меня, я дело говорю. Когда я сказал, что организую побег, разве это были пустые слова? Ведь все идет по плану. И нечего со мной обращаться, как будто я впал в детство. Слава Богу, не идиот. Голова ясная, и соображаю…

Палья. Как бы то ни было, пускай билеты будут у меня. Дай сюда.

Бокка. Зачем?

Палья. Затем, что так будет лучше. Доставай. Я серьезней и аккуратней тебя, знаю, куда что кладу. Давай билеты.

Бокка. Ты мне не доверяешь… Не доверяешь… (Шарит в карманах, но билеты найти не может.)

Палья. Вот видишь, видишь! Ну где твоя голова? Билеты потерял!

Бокка. Не потерял, они здесь… (Вытаскивает из кармана платок, билеты падают на землю.)

Палья (подбирает их).

Вот они. Как здесь выпали, так могли выпасть где угодно, и ты бы ничего не заметил. Я спрячу их как следует, в бумажник.

Бокка. Молодец! А если бумажник украдут?

Палья. Почему его должны украсть?

Бокка. Все может случиться.

Палья. Ну, знаешь, так и поезд может сгореть, и мост рухнуть. Вот наши билеты. Кладу в надежное место. Поближе к сердцу… Впрочем, ведь мы едем не бесплатно… (Смотрит на стоимость билета.) Так и есть. Однако тебе пришлось поиздержаться.

Бокка. Эти расходы не в тягость.

Палья. Смотри, все записывай. Получу пенсию — отдам.

Бокка. Что ты будешь отдавать, глупый! Отныне и впредь у нас с тобой все общее. Ничего твоего, ничего моего.

Палья. Хм! Это хорошо: ничего твоего, ничего моего. Повезло мне, Бокка, что встретил тебя.

Бокка. И мне повезло. Нужно верить в дружбу. Она — самое главное.

Палья. Главнее любви?

Бокка. Мы беспомощные старики, Палья. На что нам любовь?

Палья. Если бы ты меня не встретил, твоя жизнь была бы еще скучнее. Но если бы я тебя не встретил, конец мне тогда. Конец свободе. А для тебя…

Бокка. На что человеку свобода, когда он один и не хочет больше жить?

Палья (в лирическом настроении). Лучше потерять жизнь, чем свободу.

Бокка. Ага. Мертвому твоя свобода, как говорят, — до лампочки. Скажи лучше, когда нам выезжать.

Палья. Отправление поезда в час двадцать три. Я думаю, на вокзал поедем часов в двенадцать. Будет время устроиться поудобнее, у окна.