Железный крест

Лэкберг Камилла

— Смог он вам помочь?

— Не знаю… Мы говорили по телефону… потом я отнесла ему медаль и думала, он позвонит мне, если что-то выяснится… а мы были очень заняты, и вот… — Она замолчала.

— И вы хотели спросить, сохранилась ли ваша медаль?

Она кивнула.

— Простите, ради бога… я понимаю, что в такое время… а я беспокоюсь о какой-то медали. Но у меня так мало осталось после матери… — Эрика снова замолчала.

Надо было просто позвонить. Только теперь она осознала, насколько бестактным и бесчувственным был ее приход.

— Я

понимаю, — сказал Аксель. — Очень хорошо вас понимаю. Поверьте, я, как никто, знаю, насколько важна для людей связь с прошлым. Даже если это какие-то неодушевленные предметы… И Эрик бы вас понял. Все эти вещи, которые он собирал годами… Вещи и факты — он не считал их неодушевленными. Вещи и факты рассказывают нам историю… Он, может быть, надеялся, что они смогут нас чему-нибудь научить.

Он отвернулся и долго смотрел в окно — казалось, на какой-то момент забыл о существовании гостьи. Потом взглянул на нее внимательно.

— Я обязательно постараюсь найти эту вещь… Но расскажите немного о вашей матери. Какой она была? Что за жизнь прожила?

Эрике вопрос показался странным, но просьба прозвучала так искренно и у него были такие грустные глаза, что она решила сказать все как есть.

— Какой была моя мать… Если честно — не знаю. Мы с сестрой — поздние дети, и хорошего контакта с матерью у нас так и не получилось. Вы спрашиваете, какую жизнь она прожила… — Эрика остановилась, не зная, правильно ли поняла вопрос. — Мне кажется, ей было нелегко… я имею в виду — жить. Мне она казалась очень собранной… и очень нерадостной.

Эрика лихорадочно подбирала слова, не зная, как выразить свои ощущения. Пожалуй, это верное слово — в Эльси не ощущалось никакой радости жизни. Видела ли она когда-нибудь мать веселой? Эрика не могла вспомнить ни единого случая.

— Это больно слышать. — Аксель опять поглядел в окно, словно не решаясь смотреть ей в глаза.

— А какой она была, когда вы ее знали?

— Собственно говоря, Эрик знал ее лучше. — Взгляд Акселя потеплел. — Они были однолетки. Их было водой не разлить — Эрик, Эльси, Франц и Бритта. Настоящий квартет. — Он невесело рассмеялся.

— Да… Она пишет об этом в дневнике. Вашего брата я видела, а кто такие Франц и Бритта?

— В дневнике? — Ей показалось, что Аксель вздрогнул, а может быть… Нет, скорее всего, показалось. — Франц Рингхольм и Бритта… — он щелкнул пальцами, — не могу вспомнить фамилию.

Старик помолчал немного, роясь в памяти, но попытка так и осталась безрезультатной.

— Мне кажется, она так и живет здесь, во Фьельбаке. У нее дочери, две или три, но они намного старше вас. Так и вертится на языке, а вспомнить не могу. Впрочем, она наверняка сменила фамилию, когда вышла замуж… Вспомнил! Юханссон! Ее фамилия была Юханссон, и вышла замуж она за однофамильца, тоже за Юханссона, так что ничего не изменилось.

— Тогда ее нетрудно будет найти. Но вы так и не ответили на мой вопрос — какой была мать тогда?

Аксель задумался.

— Она была спокойной, задумчивой,

но не мрачной. Не такой, как вы ее описываете. В ней была, как бы сказать получше… тихая радость. Она словно светилась изнутри. Не как Бритта.

— А Бритта?

— Она мне никогда особенно не нравилась. Я не понимал, что в ней нашел брат, почему он общается с такой… пустышкой. — Аксель покачал головой. — Ваша мать была из другого теста. А Бритта… очень поверхностная, я бы даже сказал, самовлюбленная… И потом, она бегала за Францем так, что это переходило все границы приличия. Тогда девушки так себя не вели. Другое время было, знаете ли… — Он слабо улыбнулся.

Эрика так и не поняла, считает он то, другое время лучше или хуже нынешнего.

— А Франц? — спросила Эрика и так и осталась сидеть с полуоткрытым ртом.

Чем больше рассказывал Аксель, тем лучше она понимала, как мало знает о своей матери.

— И Франц… Я не особенно одобрял дружбу брата с Францем. В нем была какая-то злость, даже ненависть. Нет, это не тот человек, с кем мне хотелось бы дружить. Ни тогда, ни сейчас.

— А сейчас что он делает?

— Живет в Греббестаде. Если выразить в двух словах, мы выбрали разные дороги. — Аксель произнес эту формулу сухо, если не сказать презрительно.

— Что вы имеете в виду?

— Я имею в виду, что я посвятил жизнь борьбе с нацизмом, а Франц хочет повторить историю, на этот раз на шведской земле.

— Но откуда тогда взялась эта медаль? — Эрика даже наклонилась к Акселю, но на лицо старика словно упал занавес — оно сделалось строгим и непроницаемым.

— Медаль… Сейчас пойдем и попробуем ее найти.

Он встал и, не оборачиваясь, двинулся к выходу. Эрика в растерянности последовала за ним. Что она такого сказала, от чего он вдруг замкнулся?

В холле Аксель остановился у двери, которую Эрика раньше не заметила, и взялся за ручку.

— Наверное, лучше будет, если я пойду один, — сказал он дрогнувшим голосом.

Эрика поняла, куда ведет эта дверь. В библиотеку, где убили его брата.

— Может быть, в другой раз? — Ей опять стало неудобно, что она пристает к человеку в тяжелый для него момент жизни.

— Нет, лучше сразу, — жестко сказал Аксель, но тут же повторил более приветливо: — Лучше сразу. Сейчас вернусь.

Он исчез в библиотеке, тщательно прикрыв за собой дверь. Эрика осталась в холле, прислушиваясь к скрипу выдвигаемых ящиков. Хозяин вернулся буквально через две минуты.

— Вот. — С тем же непроницаемым выражением лица он протянул ей медаль.

— Спасибо, я… — Эрика запнулась. — Спасибо большое.

Сжимая в кармане медаль, она шла по той же гравиевой дорожке и чувствовала, что Аксель смотрит ей вслед. На секунду у нее возникло желание вернуться и попросить извинения за свою бестактность, но именно в это мгновение раздался звук захлопнувшейся двери. Она повернулась — на крыльце никого не было.

~~~