Железный крест

Лэкберг Камилла

— Патрик! — Эрика хлопнула его по плечу. — Ты уверен, что слово «обжиматься» должно появиться в ее словаре раньше других?

— Если она хочет завести братика или сестричку, придется ей примириться, что папа с мамой иногда обжимаются.

— Насчет пополнения пока успокойся… но потренироваться можно. Только придется подождать до вечера.

Она подмигнула и вышла в кухню.

Наконец-то им удалось более или менее справиться и с этим аспектом (она мысленно улыбнулась выбору слова) семейной жизни. Просто удивительно, насколько рождение Майи повлияло на

их сексуальную жизнь, но после года наполовину естественного, наполовину вынужденного воздержания теперь и на этом фронте (еще того чище — «фронт»!) — дела пошли на лад. Однако после года непрерывной возни с младенцем Эрика даже думать не хотела о каких-то братиках и сестричках. Ей надо было отдохнуть от младенческого мира и пожить нормальной взрослой жизнью.

— И что за интересные разговоры ты вела сегодня? — Патрик тут же появился в кухне.

Эрика рассказала про свою двойную поездку в Уддеваллу — сначала передала разговор с Германом Юханссоном, а потом, после библиотеки, — с Челлем Рингхольмом.

— И ты хочешь сказать, что имена, которые назвал Герман, тебе незнакомы? — Патрик нахмурился или просто задумался. Во всяком случае, лоб он наморщил.

— В том-то и дело. Я совершенно уверена, что никогда их не слышала, и в то же время… не знаю. Пауль Хеккель и Фридрих Хюк. Что-то шевелится, но…

— И теперь, значит, ты объединила усилия с Челлем в поисках этого… Ханса Улавсена? — В голосе Патрика прозвучали скептические нотки, и Эрика прекрасно понимала почему.

— Я знаю, что все это несколько притянуто за уши. И понятия не имею, какую роль он сыграл, но что-то мне подсказывает… Одним словом, ясно чувствую — это важно. К убийствам это, скорее всего, не имеет отношения, но к судьбе моей матери — имеет. Он, очевидно, много значил в ее жизни, и если ты помнишь, именно ее жизнь меня и интересует в первую очередь. Мне хочется… даже не просто хочется, а нужно узнать о ней побольше.

— Только будь поосторожней… Выпьешь чаю?

— Спасибо, с удовольствием… — Эрика присела за стол. — А что ты имеешь в виду? Что значит «поосторожней»?

— Насколько мне известно, Челль Рингхольм парень довольно ушлый, как журналист по крайней мере, так что смотри — он попросту может тебя использовать, ничего не дав взамен.

— Не знаю… Ну, допустим, он воспользуется моей информацией, а все, что накопал сам, утаит. Ничего хуже произойти не может, а это я как-нибудь переживу. Но не думаю, чтобы он так поступил. Мы договорились: я возьму на себя Акселя Франкеля и шведские архивы, а он поговорит со своим отцом. Кстати, не могу сказать, чтобы он согласился с большим энтузиазмом.

— Да… похоже, у папы с сыном отношения оставляют желать лучшего. — Патрик разлил кипяток в две кружки и бросил чайные пакетики. — Я читал статьи Челля Рингхольма — он громит своего родителя на чем свет стоит.

— Тем более интересный разговор им предстоит. — Эрика пригубила горячий чай и посмотрела на Патрика.

В столовой Майя оживленно с кем-то беседовала — скорее всего, с подаренной куклой. Она с ней не расставалась.

— И как ты себя

чувствуешь в отпуске? Когда расследуются сразу два убийства?

— Если скажу, что нормально, совру. Но Майя вырастет, и у меня уже не будет шанса пообщаться с ней в этом возрасте, а работа… Ну что ж, работа не убежит. Не то чтобы я мечтал о дополнительных убийствах — вот, дескать, хорошо бы кого-нибудь убили, когда я вернусь в отдел, будет чем заняться… Нет, конечно. Но я думаю, ты понимаешь, о чем я говорю.

— А как дела у Карин? — Эрика постаралась задать этот вопрос как можно более безразличным тоном.

Патрик ответил не сразу.

— Не знаю… Мне кажется, ей очень… грустно. Все сложилось совсем не так, как она себе представляла, а теперь она в такой ситуации, что… в общем, я не знаю.

— Жалеет, наверное, что тебя потеряла. — Эрика продолжала разыгрывать великодушный нейтралитет, но в глубине души напряженно ждала, что скажет Патрик. Они никогда не обсуждали его первый брак, а если она и задавала какой-нибудь вопрос, он отвечал неохотно и односложно.

— Нет. Не думаю. Или… нет. Скорее всего, она жалеет о своей глупости — что я застал их тогда… — Патрик засмеялся, но вызванная им к жизни картина опять отозвалась горечью. Он очень давно не вспоминал эту сцену. — Но все равно… если бы все было хорошо, она не завела бы любовника.

— Думаешь, она это помнит? Человек часто видит прошлое в розовом свете, так что ей теперь вполне может казаться, будто у вас был абсолютно буколический брак. Розовый с голубыми завитушками. Или голубой с розовыми.

— Ты права, конечно, но я уверен, что она все помнит… — Голос Патрика против его воли прозвучал элегично, поэтому он решил прервать душещипательные воспоминания. — Что у нас завтра на повестке дня?

Эрика прекрасно поняла, что он уходит от разговора, но настаивать не стала.

— Зайду к Акселю. Потом обзвоню архивы, налоговое управление, посмотрю церковные книги… Может, Ханс Улавсен и вправду застрял в Швеции.

— Церковные? Мне казалось, ты сама собиралась писать какую-то книгу… — Патрик соорудил задумчивую гримасу, но не выдержал и рассмеялся.

— С книгой я успеваю в срок, материал практически готов. И в конце концов, я просто не могу сосредоточиться, пока не узнаю эту историю до конца, так что лучше бы ты мне помогал, а не дразнил.

— Хорошо, хорошо! — Патрик поднял руки. — Девочка большая, имеешь право сама распоряжаться своим временем. У нас со старушкой свои дела, а ты занимайся, чем считаешь нужным.

Он встал и пошел в гостиную, на ходу поцеловав жену в макушку.

— Пошел строить восьмое чудо света… Тадж-Махал в натуральную величину.

Анна приметила ее издалека — маленькая одинокая фигурка на понтонных мостках. У нее не было намерения искать девушку, но как только, спустившись по Галербакен к морю, Анна увидела Белинду, она поняла, что обязана к ней подойти.

Белинда ее не заметила Она сидела с сигаретой, рядом с ней на мостках лежала пачка желтого «Бленда» и коробок спичек.