Железный поход. Том второй. Рай под тенью сабель

Воронов-Оренбургский Андрей Леонардович

– Истину говоришь, Ахмат, – пристыженно опуская глаза к земле, ответил влюбленный и, потушив огонь гордыни в груди, тепло обнял своих товарищей. А когда поднял глаза, на бледных щеках его расползлась кинжальным порезом улыбка. – Деньги, богатство решают многое… – Бехоев свел в иронии жесткие брови и, цокнув языком, подмигнул кунакам, – а их отсутствие – еще больше.

Глава 4

Дзахо как решил, так и сделал – вместе с друзьями он похитил Бици и умчался в родной аул, не дожидаясь конца торжества. Но перед тем, как выкрасть девушку, он подстерег ее в пестрой тени листвы

и родника.

…Сердце ее замерло, когда Бици остановилась у родника, опустила с плеча кувшин и подставила его под щедрую струю. Та загудела по журавлиному медному горлу, осыпая ближние камни бриллиантами брызг.

И вновь Дзахо ощутил, как волнуется кровь в его жилах, как сводит его с ума красота возлюбленной. Жадный взгляд юноши угадывал упругие, гибкие формы и линии горянки, одетой в праздничные одежды. Долгополая, по щиколотку, женская рубаха струилась легкими складками с ее плеч, подоткнутая за расцвеченный бирюзой и серебрёной чеканкой пояс, которым были закреплены широкие невесомые «хечи» – женские шальвары, схваченные бисерным шнурком у маленьких, изящных стоп.

Бици набрала воды, распрямила спину, поднимая отяжелевший кувшин; мелькнула нежная щечка, шея, вокруг которой лоснящимися змеями обвивались заплетенные в косы густые волосы.

Скулы Дзахо вспыхнули жаром – ему показалось, что Бици медленно повела в его сторону своими фиолетово-черными, отененными глазами. В тот миг он проклинал себя, что не умеет совладать с неудержимо нахлынувшим чувством… Время истекало: внизу, под крутым обрывом поджидали его с «товаром» верхами Омар-Али и Ахмат, а он терял драгоценное время, не в силах справиться с пересохшим ртом.

И все же бехоевская кровь взяла свое… Их разговор был краток, как выстрел. Пальцы Бици затрепетали в сильной руке Дзахо, обжигая надеждой его сердце. Как видно, она ждала этого поступка от аргунского юноши. Бици уронила кувшин, вспыхнула, что свеча, глаза засверкали от прихлынувших слез, но по губам пробежала улыбка с трудом сдерживаемого счастья. В смущении и покорности она низко склонила голову.

Их влюбленные сердца рвались вон из груди, за спиной расправлялись крылья, когда они спешно спускались на дно ущелья… Впереди уже показались закутанные башлыками лица друзей, державших под уздцы оседланных лошадей, когда сверху, над ними, раздался истошный крик Аминат – старшей сестры Бици, бывшей замужем за прославленным воином Джемалдином из Ахильчиевского тейпа.

Ахмат от неожиданности вскинул свое ружье к плечу: «Билла-ги!», – но Дзахо вырвал его за ствол из рук двоюродного брата и, перекрикивая грохот копыт, отрезал:

– Не смей! Кровь ляжет на наш род!

Черные бурки мелькнули за каменистой осыпью и исчезли в наступающей ночи, оставив напуганную Аминат наедине с первыми заездами.

Всю дорогу до Аргуни девушка пела ясын³⁶, не скрывая слез.

– Ясын вель кран иль хаким ин нага ля минал мирсарим… Аля сир' а'ати мыштаким. Танзи ляль эзи зир рахим.

Напрасно ее пытался успокоить Дзахо. Крик проклятья сестры застыл в памяти беглянки. И точно уколом в сердце пронзило Бици какое-то неприязненное, черное чувство. «Разве ты не по доброй воле пошла за ним? Разве Дзахо не нравится тебе? Разве не в него ты влюбилась с первого взгляда? И разве не его мужественный образ не раз вставал за эти ночи перед тобой?! Кому ты лжешь – себе либо Небесам? Кого жалеешь – родственников или себя?»

Думала

обо всем этом несчастная Бици… думала, соглашаясь и не соглашаясь сама с собой… И все же, когда нынче внезапно пробил час проститься с родным домом, с товарками, с невинным девичеством и стать женщиной, – трепетную грудь ее сдавили ледяные обручи жалости к себе, к своим домашним, что вырастили ее – сироту, как родную дочь. «О Всемогущий и Всемилостивый… Ли кад хаккал кау ле. А ла ек сер игим фегим. Ла е минуи…» – трудно беглянке было навеки расстаться со своим прошлым, которое помнилось светлым и добрым, как солнечный день. «Что ждет отныне меня? Кнут или теплая рука любви?..»

Так страдала и мучилась Бици. Скакала позади любимого и плакала.

Уж розовели смуглые хмурые гребни гор. Косынки дождя перестали затягивать небо. И только свинцовая листва деревьев содрогалась последними каплями слез.

С первыми лучами солнца они остановили загнанных лошадей у сакли Бехоевых. В бледном рассвете зари всадники смотрелись высеченными из камня, подобро черным ифритам.

На Кавказе гостей и вновь прибывших принято приветствовать ружейной пальбой в воздух, криками радости и прочими знаками внимания, но не было слышно ни первого, ни второго, ни третьего.

На лай собак выбежал лишь горох ребятни – мал мала меньше, те, кто остался заботиться о больных и стариках, те, кто не был взят на праздник, и те, кто был оставлен присматривать за полупустым аулом.

– Доброй дороги вам!

Беглецов мало-помалу окружили односельчане.

– Почему одни?

– Где остальные? Мы ждали вас завтра…

– Баркалла.³⁷ Доброй дороги и вам. – Дзахо лишь зубы показал, засмеялся, легко спрыгнул с коня и, не отвечая на другие вопросы, бережно, как святыню, принял любимую на руки. Всадники спешились, бросили поводья разгоряченных коней ребятне, которая с радостной готовностью принялась вываживать их по двору, чтоб скакуны не сразу остыли.

– Милая, ты дрожишь?! – Дзахо стремительно откинул широкую полу бурки, укутал хрупкие плечи, обнял и силой притянул к себе тонкий девичий стан. – Идем скорее в мой дом! В наш дом… – поправился он и крепче прижал ее к своей широкой груди, на которой грозно топорщились многорожковые газыри. Утро было холодное, но только сейчас юноша заметил, сколь легко одета его Бици.

Старики-чабаны, опиравшиеся на посохи, недобрым взглядом проводили молодежь, поспешно скрывшуюся за дверями сакли. Острые, беспокойно-жгучие огоньки радости и тревоги в глазах юношей насторожили их. Уж они-то знали цену сему суетливо-дерзкому взгляду из-под бровей…

– О-хо-хо… Что будет теперь?

– Чего ожидать в Аргуни?..

Люди аула без объяснений поняли все. Кое-кто даже признал в беглянке племянницу уважаемого в горах Тахира, ближайшего родственника Ханапаши Ахильчиева – с этой фамилией шутки плохи… Мужчины их рода едва ли не все воевали с русскими под зелеными знаменами Шамиля. Вдвойне было плохо, что девушку похитили в святой праздник Хейт-байрам. Стоило ли так торопиться? В эти дни каждому правоверному хочется покоя, быть ближе к Аллаху и радоваться жизни… Что же до самой Бици – старики грустно усмехнулись в усы: «Сердцу не прикажешь… Ну так ведь и сердце должно дружить с головой… Все можно было устроить иначе, была бы Бици помудрее… Впрочем, у женщины ума в голове – сколько на яйце волос, – говорит горская пословица».