Железный Совет
Шрифт:
Просто страх достиг критического предела, а появление зловещего призрака выпустило его на свободу, дало выход ужасу и ярости. «Защищайте нас!» – вопили люди, круша те самые механизмы, которые призваны были это делать.
– Просто она стала последней каплей, – сказал Ори.
– Но что, во имя Джаббера и его гребаных святых, это было такое?
– Я знаю. – Когда Барон открывал рот, его товарищи замолкали. – Я знаю, что это было. По крайней мере, у меня свое мнение на этот счет, и оно совпадает с мнением милиции и мэра. Это был шпион. Или, как они говорят, удаленный наблюдатель. Тешская камера слежения. Ее прислали посмотреть, что мы тут делаем, какие у нас планы.
Все
– Я же вам говорю, – продолжил Барон. – Войну мы не выигрываем. Эта штука не очень мощная – она ведь нас не тронула, так? Война еще не окончена. Но они уже за нами следят. Мало нам обыкновенных шпионов, которые наверняка тут есть, так они еще показывают нам – смотрите, мол, мы вас видим. У Теша много всяких странных штук. Их наука – не наша наука. Пока что они прислали этот глаз. Дальше – больше.
На другом конце света, за изгибами береговой линии, где физика, магия и география повиновались иным законам, где скалы были из газа, где селения строились на костях исследователей, где купцы и первопроходцы погибали от свирепого правосудия западных рохаги, где существовали города, государства и целые монархии, устройство которых было неведомо кробюзонцам, шла война. Милиционеры гибли за притязания Нью-Кробюзона, за новые территории и рынки сбыта, за идеи, как говорят. За что-то непонятное. А в ответ на пули, пороховые бомбы, магию, огнеметных псов и элементалистов Нью-Кробюзона Теш, Город ползущей жидкости, послал своего шпиона изучить врага.
– Но как? – заговорил Ори. – Нью-Кробюзон… Он же сильнее всех… или нет?
– Тебе еще не надоело? – осклабился Енох. Голос его звучал устало. – Нью-Кробюзон, величайший город-государство мира и так далее? Дерьмо на палочке…
– Нет, не дерьмо, – сказал Барон, и они снова умолкли. – Он прав. Нью-Кробюзон – действительно самое мощное государство Бас-Лага. Но не всегда сильнейший побеждает. Особенно если он считает, что раз сильнее его никого нет, то ему и драться не надо. Нас побеждают. И правительство об этом знает. Им это не нравится, они хотят обратить поражение в победу, но вот какая штука: с войной надо кончать, и наверху это понимают. Вот почему они торгуются за мир.
Солнце поднималось все выше, его лучи проникали в окна склада под все более острым углом, одного за другим выхватывая сидевших на полу, запутываясь в их волосах, играя бликами на коже Старой Вешалки. Впервые за последние несколько часов Ори согрелся.
– Они что, сдаться хотят?
Конечно, сдаваться никто не собирался. По крайней мере, на словах: в речах власть предержащих, в нью-кробюзонских учебниках истории, в передовицах лояльных правительству газет о поражении не будет ни слова. Речь будет идти лишь об историческом компромиссе, о тончайших оттенках предельно отточенной стратегии. Но даже соратники мэра по партии Жирного Солнца и коллеги по Правительству городского единства будут разочарованы. Ведь они – как и все остальные – будут знать, что это за «компромисс». Что Нью-Кробюзон потерпел поражение, как бы ни называл это мэр.
– Они уже нащупывают контакты, – продолжал Барон, – но пока не знают даже, как говорить с Тешем. Уже много лет с нашей миссией там нет связи. А тешских шпионов в Нью-Кробюзоне наверняка до хрена и больше, только непонятно, кто они и где их искать. В здании посольства всегда пусто. Тешане по-другому дела делают. Поэтому правительство уже испробовало магию, посыльные суда, дирижабли… и на этом не остановится. Почтовых голубей пошлют, если
Под чужим небом. Ори почувствовал, как у него кружится голова.
– А ты откуда знаешь? – спросил Старая Вешалка. Он слушал стоя, сомкнув ноги и сложив руки на груди. – Откуда ты знаешь, что они задумали, Барон?
Тот улыбнулся. Ори опустил глаза, надеясь, что никогда больше не увидит этой улыбки.
– От того, с кем я сейчас выпиваю, Вешалка. Ты сам знаешь. Я столько пива высосал в этой чертовой Барсучьей топи, что уж теперь-то знаю. Не зря же я торчу там со своим новым лучшим другом, Бертольдом Сулионом.
Часть пятая
Наступательное отступление
Глава 17
– Вот оно. Здесь. Это его край. Край какотопического пятна.
Задолго до этого канюки прервали свой плавный полет и рассеялись в воздухе. Ягуар споткнулся, осторожно крадучись, на полушаге и был таков. Исчез. Пыль и черный дым распугали зверей. Казалось, сотни лет прошли с тех пор, как здесь впервые раздался этот громкий грубый звук.
По открытой ране земли, словно бацилла, крохотная палочка, отравляющая кровь, полз Железный Совет, загрязняя местность вокруг себя. Коптящий и чадящий металлический бог для животных. И, как много лет назад, одни люди клали перед ним рельсы, другие заметали его следы, а третьи брали дорогу сзади и переносили ее вперед, чтобы та легла под колеса грохочущей машины.
Куда бы он ни направлялся, везде он был незваным гостем. Состав нигде не становился частью пейзажа. Он был проклятием истории в редколесье на склонах холмов и среди густого покрова настоящего леса, в межгорных долинах и на изрезанных каньонами плато, кое-где пронзенных рогами твердых скальных возвышенностей. И в зловещих местах, где природа взбунтовалась, вроде медленно движущихся холмов, гейзеров дымного камня, фульгуритовых статуй и застывших электрических бурь он тоже был как бельмо на глазу.
Город-призрак. Город, все жители которого, и мужчины, и женщины, были заняты лишь тем, что выравнивали землю и клали на нее рельсы. Все они были непрошеными гостями.
Как их предки, первые члены Совета, – некоторые еще находились среди них, – они были мускулисты, загорелы и знали свое дело. Переделанные, нормальные, какты и прочие стали виртуозами строительства: одни, вооруженные клещами, тянули рельсы, другие укладывали шпалы – и все это под стук забивающих костыли молотов, такой ритмичный, что хоть танцуй.
Для тепла они носили шкуры; платья и штаны делали из перешитых мешков. Они украшали себя отслужившими свое кусками железа и распевали убогие кричалки, бравшие начало от старых рабочих песен, да недавно сложенные баллады о самих себе.
На запад мы пошли,Местечко там нашли,Живем себе, не тужим,Между собою дружим,Свободные, поем.В центре человеческого муравейника, где сотни людей только и делали, что обслуживали его многочисленные нужды, охраняемый стражей и дозорными – на вершинах холмов и деревьев, а также в небе, – полз он, причина всего, поезд. Время не пощадило его. Он стал иным. Он одичал.