Шрифт:
1
— Рейнджеры херовы! — орал, брызгая слюной в чёрную коробочку рации, сержант Роби — огромный злой мужик, комплекцией и повадками напоминавший разъярённого медведя. — Пижоны, блядь! На кой вы туда вообще забрались? Посмертные медали зарабатывали?
— Дыхание береги, быдло! — отвечал ему командир окружённого отряда гвардейцев. — И шевели ногами, а то мы радируем майору, что нас бросили!
Табас, сидевший на раскалённом камне и пытавшийся восстановить силы, в который раз осмотрел окрестности. Песок был повсюду. Им были буквально набиты карманы
Там, где не было песка, источали жар нагретые за день серые и красные камни, увитые коричневой горько пахнущей колючкой — единственным живым организмом, нормально чувствовавшим себя в раскалённой пустыне. После долгого перехода Табас был еле жив и больше всего на свете мечтал сейчас оказаться рядом с каким-нибудь прохладным лесным озером. Нырнуть с головой, отмыть грязь и пить, пить, пить вдоволь, до тех пор, пока не польётся из ушей.
От мыслей о воде стало совсем худо, поскольку фляжка была почти пуста: лишь на самом дне плескалась пара капель, бережно хранимых на самый крайний случай.
— Пижоны, — повторил сержант и смачно сплюнул. Слюна начала испаряться прямо в полёте. — Пошли! — рыкнул он в сторону подчинённых. — Живее, сукины дети! А ты чего расселся?! — рявкнул Роби на Табаса и тот со всей возможной поспешностью поднялся на ноги, дабы не получить в морду.
Колонна серых от усталости пропылённых солдат снова двинулась вперёд. Табас брёл, низко опустив голову, стараясь не уснуть, и развлекался единственным доступным ему способом — рассматривал следы, оставляемые теми, кто шёл впереди, и старался ступать туда же.
Порой Табас испытывал нешуточную зависть к гвардейцам Дома Адмет.
Белые брюки с вшитыми наколенниками, облегчённые бронежилеты, тканевые ботинки, современное оружие, лёгкие багги на солнечной энергии, способные отмахивать огромные расстояния; рядом с ними молодой наёмник чувствовал себя нищим ребёнком, стоявшим у сверкающей витрины магазина игрушек.
Жилистый, почерневший от загара и высохший от постоянного пребывания в пустыне, одетый в коричневую форму Вольного Легиона, сшитую из мешковины, и обутый в тяжеленные сапоги, с драной кепкой на голове и древним автоматом в руках, он был готов продать душу за то, чтобы стать таким, как эти ребята.
Круто выглядящим, уверенным в себе, не страдающим от жажды, не знающим, что такое отсутствие боеприпасов и отвратительная окопная кормёжка.
Немного утешало лишь то, что эти крутые парни частенько попадали в подготовленные дикарями засады, после чего вопили от страха на всех радиочастотах, вызывая помощь. И помощь приходила в лице тех самых Вольных — нередко сдёрнутых с отдыха или отозванных с других направлений. В большинстве случаев они справлялись с поставленной задачей и потому относились к «белым брючкам» с некоторой долей снисхождения, пусть и причудливо смешанного с завистью и ненавистью.
— Чего как беременные?! Живей! — люди постепенно уставали и замедлялись, поэтому сержанту пришлось прикрикнуть.
Хлёсткий звук выстрела, тут же поглощённый дюнами, заставил Табаса дёрнуться.
— Контакт! Рассыпаться! — оглушительно проревел Роби, и молодой наёмник, встряхнув головой, дабы включить мозги и скинуть с разума оцепенение, пригибаясь, рванулся влево — занимать позицию.
Колонна в считанные секунды распалась и залегла, обратившись к невидимому противнику ощетинившимся стволами фронтом. Табас рухнул рядом с раскалённым камнем на гребне невысокой дюны и, опершись на локти, приник к прицелу, стараясь высмотреть стрелка.
— Потери? — Спросила рация голосом сержанта. В ответ посыпались бодрые рапорты командиров отделений, докладывавших, что все целы.
Где-то далеко впереди раздались сухие щелчки автоматных очередей.
— Вы где там, вашу мать?! — Тут же вышел на связь командир гвардейцев. — Нас атаковали! Сейчас прижмут!
— Тут снайпер! — огрызнулся Роби, но гвардеец не стал его слушать.
— Шевелитесь! — перебил он. — Иначе последней радиопередачей будет доклад о вашем предательстве!
Сержант выругался, но проигнорировать гвардейца не мог, поскольку был связан приказом по рукам и ногам, поэтому скомандовал спустя секунду:
— Внимание всем! По моей команде поднимаемся в атаку!
— Но… — вякнул кто-то, однако медведеобразный Роби не был настроен на препирательства.
— Откуда звук?! — проревел он. — Кто там такой умный? Кто не пойдёт, того я сам, как собаку пристрелю! Не ссать, золотые мои, они из своих пукалок кривых ни в кого не попадут! Встать! В ата-аку! — протяжно крикнул он и первым поднялся на ноги.
Делать было нечего, спорить с сержантом — верный способ не вернуться из боя. Если даже в обычной армии сержанты были образцовыми садистами, то в наёмничьей среде по служебной лестнице поднимались только самые злобные и отмороженные экземпляры, зачастую с криминальным прошлым.
Настоящие животные: сильные, хитрые, изворотливые, умеющие манипулировать. Вершина пищевой цепи.
И если даже в безнадёжной атаке оставался, пусть микроскопический, но всё же шанс уцелеть, то неподчинение смерть гарантировало.
Табас встал на ноги, сгибаясь, дабы уменьшить силуэт, и почувствовал, что в сапоги набилась целая куча песка. По бокам от него нехотя, с опаской, поднимались солдаты его отделения. Всем им сейчас предстоит сыграть в рулетку со смертью. Толстый Хумми, за год, проведённый в пустыне, ставший стройным и подтянутым, как актёр из пропагандистского фильма, что-то бормотал себе под нос — наверное, молился. Коротышка с татуировками — Аган, проведший в тюрьме лет больше, чем на свободе, страшно оскалился, а Табас мысленно кричал, стараясь, чтобы его мысли услышал кто-то, отвечавший за то, кому жить, а кому умереть: «Только не я».