Желтая гора
Шрифт:
В автомобиле сидел водитель и пассажир на заднем сиденье. Марк открыл перед ней переднюю дверцу, она села, сам устроился сзади, машина тронулась. Она повернулась на какой-то странный звук и увидела, что Марк пристегнул наручники, соединившие его с пассажиром. Наклонившись вперед и нервно вцепившись в ее плечо, не замечая, что делает больно, он зашептал возбужденно на ухо: «Везем в областной нарко-диспансер преступника на обследование, не представляешь, чего мне стоило заехать за тобой! Меня уволят из милиции за нарушение инструкции, если узнают». Марина ошарашенно посмотрела на него. Она мысленно кляла себя последними словами за то, что села в машину, за то, что не успела сориентироваться, когда внезапно он появился. «Какая нелепая ситуация!»
А Марк нашептывал всю дорогу, как, еще не расставшись, уже страдает – она мечта всей его жизни, не успев обрести, он уже теряет Марину.
Когда
Дома успокаивала себя, стоя под контрастным душем: «Ну и ладно, курортный роман короткий, как весенняя гроза, – один раз живем, никто мне не судья. Вот я и дома, надо все забыть, все смыть, все уже позади, закончилось».
Но не закончилось. Капитан звонил ей несколько раз в день, вынуждая постоянно думать о себе, искал причину на службе попасть в область и находил, чтобы хоть на час, хоть на минуту, увидеться и заключить в свои объятия. Он контролировал каждый ее шаг и всегда должен был знать, где она, что делает, с кем общается. Вечером перед сном долгие разговоры по телефону и признания – у него так никогда не было, она родной человек с первой минуты, роднулечка, солнышко, надежда всей его жизни.
Она придумала его, дорисовала, увидела искренность там, где была примитивность, отсутствие мужества и бесхарактерность приняла за доброту, беспринципность за мягкосердечность. И сожалея о разнице в возрасте, прерывала его звонки, сворачивала их роман, нет смысла развивать отношения, привыкать. Уже достаточно было боли в ее жизни. А он словно ее не слышал, в выходной приезжал и настойчиво звонил в дверь. Рано утром или, если получалось, накануне выходного на последнем рейсе, на перекладных, ловя попутку на дороге. В любую погоду, в дождь, а потом и в снег мчался к ней. С розой и коробкой «Рафаэлло». И время от времени, пока они находились вместе, включал любимую песню на своем телефоне из репертуара «Город 312»: «Останусь пеплом на губах, останусь пламенем в глазах, в твоих руках дыханьем ветра. Останусь снегом на щеке, останусь светом вдалеке, я для тебя останусь светом». Как будто хотел внушить. Очевидно, милиционеров основательно учат НЛП. Услышав эту мелодию в его отсутствие, Марина сразу чувствовала его рядом, слышала его голос, его запах, его тепло – срабатывал эмоциональный якорь.
Расставаясь, она каждый раз прощалась окончательно, а он отвечал: «Даже не думай, я тебя никому не отдам. Ты моя, навсегда!» Выходил из подъезда и тут же звонил: «Роднулечка, я уже соскучился, не представляю, как проживу неделю без тебя!» И пока ехал в маршрутке, говорил, говорил по телефону, насколько хватало батарейки. Ни о чем, лишь бы быть на связи и знать, что она сейчас с ним. Все внимание ему.
Проходила неделя и в канун выходных она ловила себя на том, что то и дело подходила к окну посмотреть, не идет ли он своей танцующей походкой в «казачах» на каблуках, чтобы казаться выше, в старой, распахнутой, местами потрескавшейся кожаной куртке. Такой странный и жалкий и такой родной. В ней боролись две женщины, – сильная и слабая. И слабая побеждала…
Он вошел в ее жизнь и завоевывал свое место в ней настырно, отчаянно, упорно, был мил, нежен и ласков, как ребенок. Не позволял надевать самой сапожки – только он и, прежде чем надеть, встав на колени, согревал своим дыханием, подняв голову и глядя на нее влюбленными глазами. У нее кружилась голова от его взгляда. Он хотел быть нужным, да хоть рабом, хоть мальчиком на побегушках, входил к ней в квартиру с вопросом – что сделать? Сбегать в магазин? У нее массажистка? Нет, он сам будет делать ей массаж, никакая массажистка не сделает так, как сделает он своей любимой женщине.
Он бежал в магазин со списком и ее кошельком. Но из магазина все чаще возвращался с бутылкой водки или коньяка, конечно же, отсутствующих в ее списке. В ее жизни не было спиртного. Он не спрашивал разрешения и не стеснялся, уже не скрывал свою зависимость, уже можно. Она почти его, приручил…
В ее картине мира алкоголиков не было. Марина не понимала, зачем входить в состояние измененного сознания, становиться идиотом по собственному желанию, когда в жизни столько интересного? Как можно бутылку водки в одиночку до донышка? Она поставила условия: или она, или водка. Марк ответил, что не сможет бросить. Это сильнее его. У него дрожали руки, и он вздрагивал от внезапных резких звуков. «Я погибну, если ты меня бросишь!» – пригрозил капитан.
«Не погибнешь, –
Бинго! Он услышал, что хотел. За него будут бороться! Отлично, для него не составляло труда один раз в неделю рядом с ней не пить, остальные шесть никто не контролировал.
И Марина бросилась спасать Марка – ездила в монастырь, заказывала молебны об исцелении от недуга у иконы «Неупиваемая чаша». В выходные вместе на природу, по ее любимым местам: в лес, в горы, в пещеры, зимой погружались в водоемы под водопадами, выскакивали из ледяной купели и растирали горящие тела полотенцем и, одевшись потеплее, сидели у костра, глядя на бегущие серебряные струи, согреваясь горячим чаем из термоса. Пекли картошку в фольге или жарили шашлыки. Без спиртного. И все это время она обучала его тому, что сама знала, во что верила. Давала читать литературу, как стать сильным, научиться преодолевать трудности, быть успешным, но он как-то читать не любил, больше любил ее слушать. Он жадно прилипал к ней и как будто брал жизненную энергию. И ему всегда было мало, он был ненасытным. Не стесняясь, запросто просил денег на обратный билет. Сначала ее это шокировало, но она подавляла внутренний протест – откуда у него деньги? Зарплата мизерная, помнила, он честный мент, взяток не берет, не безработный же. Наверное, только на четыре коробки конфет в месяц и хватает. Он не виноват, что государство гроши платит за его труд. Хотелось сделать что-то существенное для него, но буквально держала себя за руки, нельзя. Он родился мужчиной, надо его сделать настоящим мужчиной, научить быть успешным, способным зарабатывать деньги, а не платить самой по счетам. Но платила. В ресторанах и кафе под столиком передавала деньги для официанта, брал, как должное, без стеснения. Когда к Новому году купила дорогой телефон, волновалась, не обидит ли его. А он взял с таким видом, что она растерялась. Выражение лица, как у разочарованного ребенка. И тут же стал рассказывать, как однажды влюбленная туристка подогнала ему под райотдел автомобиль в подарок, но он не взял! Так самозабвенно, с подробностями сочинял, она слушала, и ей было стыдно за него. Так вот оно что – Марк ждал в подарок автомобиль! Но опять включила сочувствие: бедный мальчик. А он врал, что любит лихачить и за сорок минут доезжает от райотдела до главка, а это больше ста километров. В этой фразе он черпал некую силу, становился значимый, важный. Проверить, за сколько минут он доезжает до самого авторитетного для него места – главка, не представлялось возможным, она недавно продала свою машину. Ладно, усыпляла свой разум Марина, парню хочется быть таким хотя бы в своих фантазиях. Зато он добрый, легкий и веселый. Как он потешно мог показать любого человека, передразнить кого-то. У него определенно талант. Ему бы на сцену, ну никак не в милицию…
Расставаясь после выходных, Марк мрачнел, чуть не плакал, вставал рано, а она поднималась в пять утра, пекла его любимые оладушки. Он долгим поцелуем прилипал к ней перед выходом, не мог оторваться, всегда, как в последний раз, как будто хотел выпить всю ее до донышка. А через несколько дней неожиданно возникал на ее пороге:
– Давай поженимся, я переведусь в область, будем жить вместе.
– А ты у мамы разрешения спросил?
– Мама уже не против, – вполне серьезно ответил Марк.
– А была против?
– Ну да.
– А куда денем разницу в возрасте?
– Посмотри в зеркало, ты же девочка, фигура, лицо, тебе двадцатилетние завидуют!
– Знаешь, я так часто в свой паспорт смотрю…
Проходила зима, страстная и нежная. Он приезжал к ней и, войдя в квартиру, сразу заныривал в ванну отогреваться, отмываться. Выходил, закутавшись в ее длинный махровый халат, и млел от обыденных вещей – комфортной уютной квартиры, горячей воды, вкусного ужина. И как-то привычно начинал жаловаться на несправедливое отношение окружающих, на придирки начальства, на маму, которая то неистово ласкает и зацеловывает, как малыша, то злится и орет. На бывшую жену, которая не дает видеться с дочерью. А он так тоскует по ней и поэтому нестерпимо хочется выпить. Но он молодец и держится.
Марина его жалела, кормила, согревала, лечила. А он звонил маме и в подробностях докладывал, где находится и как ему хорошо. Однажды случайно услышала концовку их разговора Марк описывал ужин в деталях, потом произнес: «Мама, не волнуйся, меня любят!» Но шокировало Марину даже не то, что он говорил маме, а то, что мама с тревогой спросила: «А меня ты любишь?»
Пришла весна. Марк все чаще повторял, что не дождется дня, когда она приедет к нему и к морю на лето. И он познакомит ее с семьей.