Желтая линия
Шрифт:
— Ну, вот… — пробормотал Щербатин. — Теперь стоим.
Перед нами колыхалось еще человек двести пятьдесят, а то и больше. И я бы не сказал, что очередь двигалась очень энергично. Мы несколько минут простояли, и я лишь переступил с ноги на ногу. Я чувствовал, что и Щербатин начал нервничать.
— Утешает одно — мы не последние, — с оптимизмом сказал он.
В самом деле, за нами уже выстроился длинный хвост, и он то и дело прирастал. Тут вдруг на стенах зажглось несколько больших экранов, и нам начали показывать обещанные «прямые трансляции».
Изображение
— Щербатин, — тихо позвал я. — Погляди: вон к тому окошечку всего несколько человек.
— Я знаю, — кивнул он. — Это вербовочный пункт военного ведомства. Некоторые соглашаются — там можно заработать третье холо всего за четыре-пять периодов.
И, заметив мой вопросительный взгляд, он потряс головой.
— Нет, Беня, нам туда не надо. Там война.
— А куда нам надо, Щербатин?
— Посмотрим, что предложат. Подожди-ка…
Он отошел и поймал какого-то доходягу, который с очень довольным видом выбирался из толпы. Похоже, ему в числе первых удалось пробиться к заветному окошечку.
Они несколько минут разговаривали, я не расслышал ни слова. Наконец Щербатин вернулся.
— Ничего особенного, конечно… — Он развел руками. — Экваториальные плантации, прокладка дорог, шахты, уборка отходов. И все у черта на куличках. Ладно, подберем что-нибудь по вкусу. Главное, чтоб не надолго там задержаться.
— А дальше? — безучастно спросил я.
— А дальше — первое холо.
— И что?
— Ты так ничего и не понял? Первое холо — это все равно что московская прописка для жителя какой-нибудь Нижней Усрани. Цивилизация! Гарантированный жизненный уровень. Любая работа, любые развлечения. Общество!
— А я смогу работать поэтом?
— Вот же кретин… — с досадой вздохнул Щербатин. — Сможешь, успокойся.
Я посмотрел на небо. Оно было белым, чуть желтоватым. Ни облаков, ни солнца. Очередь не двигалась. Щербатин сначала стоял спокойно, потом начал притоптывать, потом — вертеться, глядя по сторонам. Наконец он сказал:
— Постой, я погляжу, чего тут еще есть.
Я бы и сам с удовольствием погулял, посмотрел, что где есть. Но он первым догадался — что ж поделаешь?
— Да, вот еще! — вспомнил Щербатин перед уходом. — Если кто спросит, откуда ты, — не вздумай заводить насчет Земли, Луны, Солнечной системы… Никому тут это не интересно. Говори: нижний сектор, восьмое удаление. А лучше вообще молчи.
Откуда он все знает? Вроде сидел рядышком, ни с кем не разговаривал — а все знает. А я — нет. Всегда у меня так.
Жутко хотелось сунуть руки в карманы, но на робе не было карманов. Насколько я понял, мне — человеку-нулю — не полагалось иметь ничего такого, что можно положить в карман. А значит, и карманы
За то время, пока мой приятель где-то гулял, мне удалось приблизиться к окошечку шага на три. Да и то я не уверен, что людей передо мной стало меньше. Скорее всего просто очередь чуть деформировалась.
Мне это все, конечно, надоело. Терпеть не могу очереди, да и кто их любит? К тому же я все еще скверно себя чувствовал после холодной ванны. Так и тянуло сесть на травку, закрыв глаза. Но никто не садился, и приходилось кое-как держаться на ногах.
«А может, ну их к черту? — подумал я. — Уйти из этой сволочной очереди, полежать где-нибудь, отдохнуть. А потом прийти, когда народ рассосется. Что достанется — то и достанется».
Я не успел додумать эту мысль до конца, потому что наконец вернулся Щербатин. Он шел не торопясь, вразвалочку, с очень довольной физиономией.
— Что бы ты без меня делал, Беня? — снисходительно проронил он. — Ну все, хватит тут топтаться. Идем обедать. Я уже все устроил.
— Что ты устроил, Щербатин? — спросил я, вышагивая вслед за ним вдоль забора.
— Пищевые разработки. Три дня пути. Меньше года по-нашему до первого холо. Правда, отправляемся уже завтра.
— А восстанавливаться?
— А в дороге восстановишься. Какая разница, где пузо чесать — здесь или в трюме? — Он вдруг остановился и ткнул меня пальцем в грудь. — Я вытащу тебя из этой чертовой робы не за четыре и даже не за два года, а меньше чем за год! Осознаешь?
— А что это за пищевые рудники?
— Да не рудники, а разработки. Не знаю еще. Но, думаю, лучше, чем несколько лет вручную чистить дно каналов или дышать песком на камнедробилке. Может быть, ты считаешь иначе?
— Я — как ты…
Через крошечное окошко в стене нам выдали картонные тарелки и дощечки-ложки. На тарелке покоилась влажная темно-зеленая масса, похожая на перетертую траву. Она и на вкус оказалась, как трава.
— Не отравимся этим комбикормом? — с опаской спросил я, робко пробуя кушанье на язычок.
— Посмотрим, — философски заметил Щербатин.
Комбикорм оказался очень питательным, кроме того, после него не хотелось пить.
— Сбалансированный корм для трудолюбивых двуногих, — сообщил мой приятель, поглаживая живот. — Здесь, кстати, можно есть сколько хочешь. Им не жалко. Проголодаешься — сразу иди сюда и проси добавки.
— Откуда ты знаешь? — спросил я.
— Что?
— Да все. Ты все тут знаешь. Не первый раз, что ли?
— Ничего я особенного не знаю. Просто не сижу на месте с унылой рожей, как ты.
— Нет, постой. Как ты смог устроить нам пищевые рудники? По блату?
— Просто умение контактировать с людьми. Профессиональное качество. Был бы у меня блат — остались бы здесь. Вон, видишь? — Он кивнул в сторону мужика в зеленой робе, который бродил по траве и подбирал в бумажный мешок брошенные картонные тарелки и белые носки. — Очень милое занятие, все равно что садовник.