Жёлтая линия
Шрифт:
— Это неудачное сравнение, Щербатин. Не думаешь ли ты, что писать стихи легче, чем собирать бутылки?
— Нет, я полагаю, что тебе сейчас будет не до стихов. Стихи — это… ну, просто неактуально. Это может быть твоей маленькой причудой, но не смыслом жизни. Ты и сам поймешь, когда окунешься в водоворот жизни.
Я разозлился. Щербатин уже не в первый раз пытался похоронить мое предназначение. Но сегодня он делал это особенно цинично. Впрочем, плевать я хотел на его цинизм. Я сберегу огонек, горящий внутри, сколько
Космопорт здесь был воистину огромным. Настоящий город, полный людского говора, суеты, шума машин и гула взлетающих кораблей. Мы, несколько сотен пассажиров, выползли из своего транспорта, как вязкая серая каша. И тут же потонули в сутолоке и движении бесконечных людских потоков.
— Вновь прибывшие, оставаться на месте! — гремел чей-то голос. — Не выходить за пределы модуля, ожидать дальнейших распоряжений…
Я и Щербатин старались не упустить друг друга в толпе. Казалось, потеряешь товарища — и расстанешься с ним навсегда, растворившись в этом людском океане.
Мы находились в квадратном застекленном зале, отсюда довольно хорошо просматривался город, расположившийся невдалеке. Это был целый лес остроконечных башен, сияющих, как бриллианты, небоскребов, взметнувшихся ввысь мостов, похожих на циклопические трамплины. После безликих водавийских болот просто кружилась голова от всего этого.
Нас толкали и теснили, ранцы неудобно болтались за плечами, по ногам то и дело кто-то ходил. Наконец Щербатин схватил меня за рукав и оттащил к стеклянной стене. Только там мы перевели дух.
— Нет слов! — восхищенно проговорил мой приятель, окинув взглядом панораму города. — И это все наше, Беня. Наше по праву. Мы — достойные граждане этого чудного мира.
Даже у меня в душе зазвучали оптимистические нотки, когда мы смотрели на блеск города, суету машин на улицах и пролеты невиданных аппаратов среди остроконечных крыш. Было в нашем прибытии что-то торжественное, исполненное добрых надежд и веры в счастливую судьбу.
— Обладатели четвертого холо и выше приглашаются к выходу, — объявили через громкоговоритель. — Далее по зеленой линии к стоянке аэровагонов.
— Скоро и до нас очередь дойдет, — безмятежно улыбнулся Щербатин. — Мир — он, конечно, наш, но в порядке живой очереди.
Я прищурился и поглядел на Щербатина как бы со стороны, словно видел его в первый раз. На нем, как и на мне, была сейчас обычная военная форма. Правда, без жилета и всех прочих солдатских побрякушек она смотрелась, как мешковатая рабочая одежда.
— Что ты высматриваешь, Беня?
— Плоховато мы выглядим для такого торжественного дня. Тебе, Щербатин, явно не хватает ивенкской накидки и кожаных сапог.
— Хватает. — Он многозначительно похлопал по своему ранцу. — У меня все с собой.
— Зачем ты ее взял? Все равно с первым холо носить нельзя.
— А ты зачем? Или скажешь, у тебя
— Нет, тоже одежда. Я на память взял — пусть полежит.
Мы обменялись какими-то странными взглядами. Как будто неожиданно обнаружили нечто общее между собой. В самом деле странно, что оба мы, не сговариваясь, набили рюкзаки бесполезной ивенкской одеждой. Той самой, которая была на наших донорах.
В этот момент громкоговоритель прогремел, что обладатели первого-второго-третьего холо могут следовать к стоянке аэровагонов, не сходя с желтой линии. Мы вновь отдались течению толпы.
Нас несло сквозь бесконечные коридоры, которые пересекались, соединялись, вновь расходились. Человеческие потоки сливались в мощные реки, они стекали по многоярусным лестницам, заполняли залы, устремлялись в проходы, отмеченные цветными линиями. Цивилизация принимала своих новых граждан.
Вскоре мы оказались под открытым небом. Пространство размером с футбольное поле было окружено забором и поделено перегородками на несколько секторов.
Везде колыхалась однородная людская масса. Трудно было представить, что все эти люди прибыли из внешних миров, чтобы жить, карабкаться, отвоевывать еду повкусней и жилье покомфортней. Я не ожидал, что нас ждет такая конкуренция: сотни тысяч голодных глаз смотрели вместе с нами на башни и небоскребы. Они тоже, наверно, думали, что этот мир принадлежит им.
В накопителе пришлось стоять долго. Людей выпускали небольшими группами через несколько ворот и развозили на аэровагонах по разным концам города. От скуки я гадал, достанется ли нам красивый небоскреб или дворец вроде московской высотки.
Наконец мы у заветных ворот. Несколько человек в зеленой униформе отсчитывали очередную партию. У них были злые покрасневшие лица от постоянного крика и нервотрепки.
— Пошли вперед, быстро, быстро! — “Зеленый” начал отсчитывать новую группу. — По желтой линии, ни шага в сторону.
Мы со Щербатиным прилагали немалые усилия, стараясь держаться вместе. Не хватало только, чтобы нас развезли по разным небоскребам.
— Вперед! Вперед! Не задерживайте движение! — Мы и еще несколько десятков человек побежали по дорожке, окаймленной желтыми полосками.
Я увидел аэровагоны — толстенькие округлые аппараты, похожие на сардельки с крылышками. В каждую “сардельку” влезало человек восемьдесят. Возле люка возникла легкая давка, каждому хотелось поскорей занять место.
Дизайнерской мысли в этих транспортных средствах было еще меньше, чем в обычных товарных вагонах. Однако чуть поодаль я заметил другие машины — с плавными обводами, затемненными, стеклами и сдержанной элегантной окраской. К ним неторопливо шагал какой-то человек в полосатой красно-фиолетовой куртке. Мне показалось знакомым его кругленькое личико с непроницаемыми глазами-дырочками.