Жёлтые короли. Записки нью-йоркского таксиста
Шрифт:
Алик-с-пятнышком привстал на бампере, высматривая мой чекер в хвосте очереди:
– Ты уже на гараж не пашешь? Ты – купил?
– Он рентует, – сказал Ежик. – У моей сученьки…
– Как поживает Доктор? – спросил я. – Не «соскочил» еще?
– Куда он денется…
– А Узбек?
– Узбека что-то не видно…
– Давно уже, – сказал Помидор, и все замолчали.
Длинный Марик, заметив бумажки, которые я держал в руке, расплылся в улыбке.
– Бублик, ты получил штраф?!
– Ни за что дали, – сказал я.
– Два! – восхитился Марик.
– Совершенно ни за что!..
– «Остановка запрещена», – довольно-таки
– Ты посмотри второй, – сказал я, подчеркнуто игнорируя «архитектора» и обращаясь к Длинному Марику: – Ты понимаешь, что там написано?
– «Инг»? – принялся разбирать с конца Марик. – «Тинг»?..
– Бублик, наверное, сделал «абгемахт» хорошему чемодану, – высказал предположение Алик-с-пятнышком, разобрав, в какое учреждение приглашает меня повестка, а Начальник деловито осведомился:
– Бублик, вы уже имеете гражданство?
– Тыц-грыц! – огрызнулся я, но как-то не очень уверенно: гражданства у меня не было…
– В этой биладской странэ только настоящих бандитов в тюрьму нэ сажают, – галантно сказал Начальник. Он давал понять, что даже если я и украл чемодан и меня посадят за это в тюрьму, – в наших с ним отношениях ничего не изменится.
«Гражданство», «тюрьма» – чем больше меня пугали или дразнили (?) – тем спокойнее становилось на душе. В конце концов, я ведь твердо знал, что ничего плохого не сделал. А раз так, то нечего мне и бояться! Ну, что мне, в самом деле могут сделать? На хвост соли насыпать? Я расскажу судье все, как оно в действительности было, и он, конечно же, поймет, что произошло недоразумение.
С чувством какой-то своеобразной гордости по поводу того, что ни один из этих жуков не получал еще такой повестки, включил я «НЕ РАБОТАЮ» и – поехал…
Воспаленной краснотой цифр мерцали электронные часы над входом в банк – 5:05. Сделать деньги, начав день так поздно, можно только при какой-то невероятной удаче и только – в «Кеннеди».
3
Очередь кэбов у «Хилтона» ползла безостановочно: начался предвечерний час «пик». Впереди меня чекеров что-то не видно. Эх, если бы сейчас потребовался швейцару большой кэб… Не прошло и минуты, как раздался свисток, и я услышал:
– Чекер!
Вильнул, выезжая из очереди и – к подъезду! Гора чемоданов ждала меня. Втроем: швейцар, рассыльный и я начали погрузку. Чемоданы были большущие, но с них свисали бирки «AL ITALIA», и это придавало сил… [45]
Только три места принял багажник. Только четыре приняло заднее сиденье. Мы уже загрузили весь чекер под самый потолок, но еще оставались какие-то коробки, сумки… Наконец управились.
– Gracio! – прощебетала сухонькая, пожилая егоза в белых чулочках, усаживаясь рядом со мной между своими картонками.
45
Самолеты компании «AL ITALIA» отправляются в рейсы только из аэропорта «Кеннеди».
Прислуга в «Хилтоне» вышколенная, но даже у этих дрессированных лакеев вытянулись физиономии. Заплати моя пассажирка по пятерке швейцару и рассыльному за такую погрузку – это было бы не слишком много. Но одному из них досталась лишь кривая улыбочка, а другому – нежное «Gracio»… «Ну и
– Отель «Американа»!
Честное слово, если бы она пошутила так, я сказал бы ей, что это ничуть не остроумно. Но она не шутила. Ей нужно было перевезти вещи в соседнюю гостиницу. Ни служащие «Хилтона», ни служащие «Американы» перевозить на тележках багаж постояльцев из отеля в отель не обязаны и меньше чем за двадцать долларов не подрядились бы. Чтобы сэкономить, разумница-синьора наняла мой кэб на расстояние в один квартал…
Когда мы остановились у небоскреба «Американа», счетчик показывал 0.85. Я принялся вытаскивать из салона чемоданы, а дюжий швейцар, охая, крякая, доставлял их по одному к ступеням подъезда.
Белые чулочки обежали вокруг чекера, синьора проверила, не забыто ли что на переднем сиденье, в салоне, в багажнике и, как ни в чем ни бывало, обратилась ко мне:
– Quanta?
– Cinque, – показал я растопыренную пятерню.
И тут синьора стала визжать. Мгновенно сорвалась в крик:
– Швейцар!
Но швейцар стоял рядом, обескураженный и безучастный, он ведь тоже рассчитывал получить пятерочку… На худенькой шейке набрякла лиловая жила:
– Полиция!
Отчаявшись, что никто-никто не придет к ней на помощь, беззащитная женщина опустила руки и горько заплакала. Вокруг столпились люди. С трудом расталкивая их, ко мне протиснулся черный кэбби с рваным шрамом во всю щеку:
– Он хороший парень, я знаю его, – взволнованно заговорил кэбби, обращаясь к публике и обнимая меня за плечи. – Пойдем отсюда, пойдем…
Я видел этого таксиста впервые; к горлу подступил комок. Что, кроме новых неприятностей, сулила мне еще одна встреча с полицией; вторая на дню?.. Мы ушли, провожаемые возмущенным гулом толпы:
– До чего эти подонки обнаглели, сладу с ними нет!
– А полиции никогда нет, когда нужно!
Синьора в белых чулочках победила вымогателя-таксиста: она не уплатила мне даже выбитые на счетчике восемьдесят пять центов!
4
На том и кончились в тот день мои аэропорты, а денег было совсем мало, и нельзя было позвонить жене. Я ехал навстречу спускавшимся на город сумеркам – в совсем другой Нью-Йорк, звавший меня огнями вечерних улиц.
Въезжал я, однако, в этот фартовый для таксиста город озлобленным, угрюмым. «У-у, паразиты! – бубнил я себе под нос. – Повестками в уголовный суд разбрасываетесь! Багаж на мне из „Хилтона“ в „Американу“ возите! Я тоже теперь буду так. Я вам еще покажу…»
Но ничего конкретнее – кому именно и как отомстить – придумать было невозможно… Единственное, что приходило на ум и что я решил бесповоротно – ни в коем случае не отдавать «им» мешок с деньгами, который когда-то нагадала мне цыганка… Набитый пачками ассигнаций мешок виделся мне все явственней, и поглощенный вполне дегенеративной этой мечтой, я не обращал внимания на садившихся в кэб и выходивших из него пассажиров, автоматически выхватывал из обращенных ко мне слов адрес, крутил баранку и бросал чаевые в лежавшую рядом, на сиденье, таксистскую «кассу» – коробку из-под сигар – монетки и даже долларовые бумажки, от которых мои клиенты отказывались все чаще и чаще. «Спасибо!» – звякали квотеры; «Большое спасибо!» – шуршали бумажки. Меня захватывал и растворял в себе этот новый, другой НьюЙорк…