Желтый ценник
Шрифт:
«Ну, старухи! Каков репертуар! Завидую вам, живете выше рассудка».
– Давай, давай! – Сагадат апа сдернула простыню. Нож упал на диван, Сагадат апа не обратила на него внимания, а лишь пристально вгляделась в Веркино лицо. Ждала, что сейчас разомкнутся ее веки, грудь приподнимется при вдохе.
Верка так и сделала: улыбнулась, открыла глаза и вновь закрыла.
Ее сморщенное лицо стало безмятежным, старческие руки, скрещенные на груди, обмякли.
Сагадат апа протянула руку слегка похлопала Верку
– Ну все, все, хватит, – стала уговаривать она подругу, – хватит шутить. Вставай!
Время шло и уходило, а вместе с ним уходила надежда. Разумеется, Сагадат апа уже понимала бесполезность своих слов. В какой-то момент она уткнулась головой в Веркину грудь и заплакала.
Асю пробрала дрожь от мысли, что Верка действительно их ждала. Дождалась и умерла.
– Я все-таки схожу за Русланом. – Ася чувствовала, что ей надо выйти из квартиры, успокоиться, глотнуть воздуха холодной ночи. Сагадат апа никак не отреагировала.
Ася села в машину, осторожно прикрыла дверь.
– Чего там? – спросил Руслан, хотя уже все понял по тому, как дрожит Ася, и по белым сцепленным кулачкам. – Испугалась? – сказал доброжелательно – не такой это был момент, чтобы покрикивать.
Время остановилось, но все равно его не хватало. Ей хотелось еще и еще отодвинуть тот момент, когда надо будет решать вопросы похорон. Она понимала, что все равно этим придется заниматься им – больше некому. У бабы Веры один сын, двадцать лет назад эмигрировал в Америку, помогал матери деньгами, и все. На похороны точно не приедет.
Во всем доме темнота и тишина. Свет горел только в далеком окне четвертого этажа. Окно было прикрыто красными шторами. Асе показалось, что их назначение – специально создавать страх и печаль, неизбежные атрибуты небесного покоя. Ася сделала важное открытие. Стоило на два шага отойти от машины, чуть приподнять голову – и сквозь ветви тополя можно увидеть клочок неба в звездах, одинокое окно, похожее на квадратное красное солнце. По правде говоря, картина не очень интересная и понятная, но Ася была рада и этому.
Сагадат апа сидела на стуле в любимой позе монументальной скульптуры. Волосы, распущенные пенным потоком по спине, сливались с белой длинной рубахой. Калфак и зеленый камзол с золотыми оберегами аккуратно сложены на кровати. К чему все это? Может, какой-то неведомый ритуал? Трудно сказать, что она задумала. Вместо того чтобы оплакивать подругу, проделала свой маневр и теперь, невинно и не таясь, предстала в исподнем белье перед Асей и Русланом. Когда они зашли в комнату, она не шелохнулась. На лице жесткая улыбка, улыбка-гримаса, которая появляется на губах у человека, когда его вдруг опалило горем и он стремительно пытается с ним справиться. Возможно, она читает молитву.
Уже несколько раз Руслан пытался привлечь внимание Сагадат апы
Руслан присел на край дивана.
За окном поднялся ветер, по мрачному стеклу стали скользить ветки и листья тополя. Они отливали тонкой матовой белизной, словно светились любопытством. Это вызывало у Аси легкое удивление. Тополь шелестел, как будто требуя объяснения. Он монотонно царапал ветками стекло в такт легчайшему для слуха звуку, который скрывал вопрос, недоумение. Скоро слабый шорох превратился в ритмичные удары. Чудилось, что ветки барабанили, вторя воинственным шагам. «Бум! Бум! Бум!»
Сагадат апа очнулась, подняла голову. Казалось, готова была отпрянуть назад, но вместо этого пристально поглядела на Руслана, и ее выцветшие глаза просияли, будто он ей сказал что-то хорошее.
– Поверните ее.
Руслан не услышал, а скорее прочитал по губам, так тихо она это сказала.
С трудом справились. Повернули так, чтобы баба Вера оказалась головой на восток. От разности высот кровати и дивана ложе перекосило, ноги усопшей оказались чуть выше головы. Пришлось подкладывать под дверь со стороны головы дополнительное возвышение. В ход пошли книги, тряпки, подушки.
Ася уже не чувствовала спины. Сама дверь была тяжелой, а с телом она становилась и вовсе неподъемной. Вот уже больше суток Ася на ногах, от усталости каменело все, кроме соленых слез, катившихся по щекам.
Сагадат апа медленно поднялась, потрогала край ложа, словно опробовала его устойчивость.
– Может, снять другую дверь, на одной не уместимся, – складки у рта стали резкими и пронзительными. Ни тени улыбки, чтобы заподозрить шутку.
Ася вдруг почувствовала раздражение, которое росло, не останавливаясь.
Сагадат апа присела на ложе, оно угрожающе накренилось, вслед шевельнулось тело покойной. Она удержала Верку, медленно поднялась.
– Надо вторую дверь, – губы Сагадат апы тронула вымученная улыбка.
– Хватит уже, – выдохнул Руслан, глядя на старуху. – Нашла время шутить.
– Надо вторую дверь. – Она смотрела, как маленький ребенок, который знает всего три слова и повторяет их опять и опять в надежде, что кто-нибудь его наконец поймет. Голос у нее был тихий и спокойный. Губы и щеки постепенно белели и деревенели, и она говорила все медленней, проглатывая последние звуки. – Надо втору…