Желтый дом. Том 1

Зиновьев Александр Александрович

У нас нет антагонистических противоречий. У нас нет врагов. У нас возникают неантагонистические конфликты, но они преодолеваются...

Что же, каждому свое. Прощай. Мне пора. Видишь, наш эскадронный вскинул клинок. Кони храпят от нетерпения. Сейчас мы помчимся в атаку. Забавно, когда я упаду на землю с рассеченным надвое черепом, я все равно буду крепко сжимать эфес шашки. Так крепко, что, когда закончится сеча и кто-то захочет вынуть шашку из моей руки, ему это не удастся, и он вынужден будет отрубить мне руку. Запомни: мужчина даже мертвый должен держать в руках оружие. Мужчина без оружия — это...

...Это рядовой советский человек. Ладно, скачи в свою атаку, лови мгновение жизни, а мне надо выспаться. Мне завтра к шести утра на овощную базу — картошку перебирать. Прощай!

Исповедь

Когда

я был маленький, я пытался дрессировать паука, каким-то образом оказавшегося в ванне. Отец долго и нудно пояснял мне, что это бесполезно, так как у паука нет второй сигнальной системы. Я в этом деле, конечно, ничего не смыслил и продолжал командовать пауку: «Вперед!», «Стоять!», «Назад!». Иногда паук команде повиновался, и я торжествующе поглядывал на отца. Иногда паук мои команды игнорировал, и тогда отец торжествующе изрекал: «Ну, что я тебе говорил?!» Мать советовала отцу не мешать мне проявлять естественное для человека стремление к власти и тренировать волю, а то я расту совершенно бесхарактерной тряпкой. Даже двухлетние малыши меня обижают: я не способен оказывать им сопротивление. Вечером отец смыл паука водой. Я два дня потом не мог успокоиться. Отец оправдывался: не можем же мы из-за какого-то паука неумытыми ходить! Мать упрекала отца в непедагогичности: паука надо было поймать, посадить в банку, а после мытья выпустить обратно в ванну. Отец сказал, что он пытался поймать, но не смог. На этом мое врожденное стремление к власти и тренировка воли прекратились.

Надежды

Беседа с Тваржинской была для меня полной неожиданностью. Оказывается, они у себя в отделе на партийном собрании обсудили мою персону и решили ходатайствовать перед дирекцией о переводе меня к ним. Они решили, что у них более здоровый коллектив и они перевоспитают меня. Я согласился перейти в отдел Тваржинской, но поставил свои условия. Пару библиотечных дней. Пока — чисто научно-техническая работа, в основном — переводы с английского и немецкого. Втянусь в работу — буду работать над темой «Логика и антикоммунизм». Работать в двух планах: 1) спекуляции антикоммунистов на логике; 2) подлинная логика (диалектическая?) против антикоммунизма. Тваржинс-кая была в восторге. Кроме того, я ей подкинул идею, что в секторе логики недооценивают идеологическую борьбу нашего времени, что сами впали в позитивизм, а на меня и Учителя свалили свой грех. Глаза Тваржинской, когда она меня слушала, сверкали от гнева. А я про себя потешался. Пока меня переведут (могут и не перевести, Смирнящев может запротестовать — он не хочет выпускать меня из-под своего контроля, еще надеется на что-то), пройдет месяцев пять-шесть. Там — летние отпуска. Пока втянусь в работу отдела, пройдет года два. В общем, имею шансы года три сачковать. Тваржинская обещала взять с повышением оклада сразу на двадцать рублей. На этом можно спекульнуть! Надо распространить слух о моем переходе. Вот так вообще и течет вся наша жизнь. Не поймешь, где зло, а где благо.

Перспективы

Когда мы подошли к ресторану, оттуда вывалился парень моего возраста и вида с двумя девчонками. Он остановил такси. Эй, мочалки, крикнул он девчонкам, кидайсь в кибитку! Сам сел рядом с шофером. Водила, сказал он шоферу, поехали до бороды! Шофер молча усмехнулся, машина умчалась. Как это понимать, спросил Он. Очень просто, сказал я. Они поехали на Театральную площадь, к памятнику Маркса. Сейчас это — место встреч фарцовщиков, проституток, наркоманов. Чувствуешь разницу поколений? Я вот сказал тебе, что сегодня я богач, так что могу сводить тебя в ресторан. И ты пришел в дикое возбуждение, как мальчишка, которому пообещали купить пробковый пистолет. Мальчишка твоего поколения, конечно. А для нас ресторан — мелочь, если даже мы туда не ходим вообще. И даже настоящий пистолет не вызывает в нас эмоций. И все же есть что-то, что нас объединяет, говорит Он. Нас объединяет всеобщий закон, который Сосед выражает в такой поэтической форме:

Лупи ближнего,

Вали на нижнего,

А сам, пока дышишь,

Лезь выше и выше.

Как

на твой взгляд? Но Поэт промолчал. Он был не в настроении: болели зубы. Но тут уж он сам виноват. Социальные отношения и КГБ совсем тут ни при чем. Зубы у него были совершенно здоровые. А у его знакомого оказался блат в закрытой поликлинике. И не воспользоваться им было грешно. При осмотре зубов Поэта врач обнаружил незначительный дефект и решил устранить его новейшими методами: ультразвук! Поэт, конечно, не мог устоять перед этим и согласился. И ахнуть не успел, как у него два здоровых зуба буквально испарились. Остались только корни.

Мы вошли в битком набитый ресторан. И опять-таки сказалась разница поколений. Уйдем отсюда, сказал Он. Возьмем несколько бутылок в магазине, двести граммов колбасы и сыра, пойдем к тебе или к Учителю. Или за забором. А тут прождешь два часа и переплатишь втрое. Поэт молча шел за мной. Отчаявшись в силах своего поколения и презирая старшее поколение, он возлагал надежды лишь на молодежь. И он не ошибся. Узрев мою бороду и драные штаны, официант из глубины зала сделал нам знак, и мы прекрасно устроились.

Итак, друзья мои, сказал я, поднимая бокал, я начинаю делать карьеру. Отдел критики антикоммунизма взял меня на поруки. Это значит, что через год я опять буду включен в число счастливчиков — кандидатов в кандидаты в члены КПСС, а еще через год стану кандидатом философских лженаук, а еще... Уф, довольно! У меня начинает кружиться голова от столь стремительного взлета на вершины общества. Но я вас не покину, если вы сами не покинете меня. И мы еще посмотрим...

Тоска

Со мною порою

такое бывает...

Тоска, словно пуля,

мой мозг пробивает.

И я, как на фронте

когда-то солдаты,

На помощь зову:

выручайте, ребята!

И стены во тьму

пропадают мгновенно.

В доспехах, с мечом

возникает Айвенго;

С длинною шпагой

и чуточку пьян

В плаще мушкетерском

спешит д'Артаньян.

А вон, вижу,

знак подает Зверобой

И верных индейцев

ведет за собой.

Копыта стучат

недалеко. И вот

Въезжает отважный

гидальго Кихот.

Становится тесно

в каморке моей

От верных, из детства

пришедших друзей.

Звучат голоса:

кто обидел, скажи?!

От мести священной

злодей не сбежит!

А я отвечаю:

спасибо, ребята!

Мне помощь нужна

проскочить в кандидаты.

Меня... Но сближаются

тесные стены.

Друзья исчезают...

Лишь слышно: измена!!

Часть вторая. Апология истого разума

Шестьдесят лет в огню борьбы

Хотя историю вспять не повернешь, однако впадать в пессимизм из-за этого не следует, так как история и без поворачивания идет именно туда, куда ей нужно. А если уж вы непременно хотите, чтобы вернулись старые мерзости, наберитесь чуточку терпения, и вы дождетесь новых мерзостей, которые будут, может быть, еще более мерзкими, чем старые мерзости. Таким умонастроением были проникнуты записки бывшего прохвоста сталинских времен, приуроченные к шестидесятилетнему юбилею Великой Октябрьской социалистической революции и потому озаглавленные «Шестьдесят лет в огню борьбы». Прохвост автор послал записки в ЦК КПСС. Оттуда их направили в президиум Академии наук, а из президиума их спустили в Институт идеологии, дабы отреагировать на них надлежащим образом. Ученый Секретарь института, полистав рукопись, но не вникнув в нее, вызвал МНС. Хе-хе-хе, сказал он, вот на эти бумаженции надо подготовить отзыв. Автор, конечно, псих, недобитый сталинист. Но надо проявить терпимость. Он — старый член партии, посты занимал. И вообще, время сейчас не такое, чтобы. Так что если в случае чего, то было бы разумно. Отнесись, в общем, с полным взаимопониманием. Задача ясна, сказал МНС, но я попрошу дать знать в отдел кадров и в сектор, что я выполняю ответственное поручение. Так чтобы они не очень и вообще. Само собой, сказал Ученый Секретарь. Но о содержании рукописи никому ни слова! Она засекречена.