Желтый дом. Том 2
Шрифт:
Включили моего приятеля в особую комиссию обследовать одного, как им было сказано, шарлатана. Комиссия была серьезная — куча профессоров и докторов из разных наук. Во главе — академик. Установили мощнейшую скрытую фото- и телеаппаратуру. Привели человека. Парень примерно нашего возраста — считается, между прочим, что это самый цветущий возраст с точки зрения психических сил. На вид парень — ничего особенного. Впрочем, видать, над ним уже «поработали». Он был порядком измучен. Острижен, конечно. Одет в больничную (или тюремную?) одежду. И начался не то допрос, не то обследование, не то эксперимент. Продолжалось это более двенадцати часов без перерыва, так как обследуемый ничего из своих «фокусов» не делал по просьбе или по приказанию. Он сам не знал, когда и в какой форме к нему придет «чудесная сила». Потому приходилось выжидать, предоставлять полную свободу его «психическим
Но самое потрясающее произошло в конце, когда все вымотались, а обследуемый посинел от усталости. Он вдруг напрягся, сказал «Вижу!» таким тоном, что все замерли, и стал описывать какое-то помещение и входящих в него людей. По описанию все сразу поняли, что речь шла о членах Политбюро. Странным было то, что согласно газетам один из них был в Польше с каким-то визитом, а Сам вместе с министром вооруженных сил шлялся по Сибири. И все же описание сцены обследуемым было настолько живым и правдоподобным, что у членов комиссии не было никаких сомнений в правдивости его слов. Тем более, что он уже успел их убедить в своих необыкновенных способностях.
Потом обследуемый стал передавать слово в слово (как он сам сказал) то, о чем говорилось на этом видимом им совещании. А говорилось о предстоящей войне. У членов комиссии буквально волосы зашевелились на голове от того, что они услышали. В этот момент заседание прервали, обследуемого увели, сказав, что он переутомился, стал нести чушь. Но со всех присутствующих взяли подписку о неразглашении. Что ты на это скажешь?
Затрапезный треп
— В марксистском учении о деньгах, — говорит Кандидат, — есть кое-что верное. Но в целом оно ошибочно. Маркс слишком крепко связал деньги со стоимостными отношениями и с капитализмом. Отсюда — идея исчезновения денег после крушения капитализма. А между тем деньги являются выражением стоимости лишь в том случае, если имеются сами отношения стоимости, то есть если имеется свободный рынок (спрос, предложение, конкуренция). У нас свободный рынок отсутствует. Есть черный рынок, но он не определяет нашу экономику. Отсутствие спроса на многие товары в магазинах и дефицит других, нужных есть показатель не игры спроса и предложения, а плохой организации распределения и производства предметов потребления. У нас деньги суть средство, удостоверяющее долю общественного продукта индивида, и некоторое средство экономических расчетов и контроля. Средство удобное, поскольку дает индивидам некоторую свободу действий, влияющую на состояние экономической деятельности общества. А с точки зрения планирования и контроля они упрощают всю технику дела, хотя в принципе без них тут можно было бы обойтись (безналичные расчеты — это фиктивно денежные расчеты). Но все-таки это уже не деньги в буржуазном смысле. Поэтому у нас нет никакой экономики цен. У нас есть лишь политика цен. И вообще, деньги всегда выражают так или иначе господствующие отношения данного общества. В феодальном обществе их роль была иной, чем в буржуазном.
— Лично мне, — говорит Универсал, — наплевать на все эти высокие материи. Лишь бы побольше их было. А что они выражают, это я и сам как-нибудь сообразил бы.
— Ну, хорошо! Вот вам вдруг повезло, и вы имеете огромную сумму денег. Допустим — миллион. Что вы с ними сделаете? Ведь узнают если, наверняка посадят.
— Миллион мне не надо. Мне хотя бы две сотни в месяц. Чтобы это законно было.
— Пусть миллион законный. И никто придираться не будет. Что вы сделаете?
— Как следует выпью. Приоденусь. Питаться буду приличнее.
— Хотелось бы знать, где вы продукты будете брать?
— На рынке, конечно. Там, конечно, дороговато, но зато кое-что есть. А денег у меня, как вы изволили допустить, полно. Потом вступлю в кооператив, куплю квартиру.
— Это не так-то просто. Сколько у вас метров? Двенадцать? Никто вас в кооператив не пустит.
— За хорошую взятку пустят.
— Ага, рынок, взятка. Дальше.
— На курорт хороший съезжу. Путевку за денежки достать можно, у меня одна знакомая есть. И без путевки можно. Суну директору санатория сотни две-три, и все в
— Сколько лет в очереди стоять будете? Хотя опять за взятку. Но одна взятка пройдет, другая, может быть, пройдет, а на третьей попадетесь. И все это, в общем, мура. Опыт показывает, что у нас люди, не занимающие высокого официального положения, большие деньги достаточно долго тратить как следует не могут. А людям с высоким положением особо большие деньги и не потребуются. Они за три-четыре сотни спокойно имеют все то, на что вам потребовалось бы минимум тридцать—сорок тысяч. Вот вам и денежная экономика!
— Все это ерунда, — говорит Инженер. — Дайте мне любые деньги, и я найду, как их толково потратить. Например? Например, собирание ценных книг. Коллекционирование картин. Сейчас много молодых талантливых художников продают свои работы за бесценок.
— Это не трата, — говорит Кандидат, — а лишь иная форма сохранения или даже увеличения денег. Трата — это когда деньги уходят вообще, сумма их сокращается.
— Не знаю, как сейчас, — говорит МНС, — но несколько лет назад в закавказских и азиатских республиках была эпидемия защиты диссертаций. Причем защищались люди, имеюшие огромные деньги и нуждающиеся в степенях в целях прикрытия для трат. Тогда можно было неплохо подработать. Например, организация защиты кандидатской диссертации стоила пятнадцать тысяч рублей, причем написание самой диссертации — всего пять. Остальные десять — плата тем, кто выпустит ее на защиту и устроит все формальности.
— У нас в стране, — говорит Дамочка, — очень много богатых людей. И откуда люди берут такие деньги? Посмотрите, какие давки бывают у ювелирных магазинов! Недавно я видела в комиссионном: шубу покупала одна особа, по виду — с Кавказа или из Азии. Тридцать тысяч!!
— Подумаешь! — говорит Серенькая Девица. — Вдова маршала Кобелева продала дачу за полтора миллиона! Зачем ей такие деньги? И кто ее купил? Откуда у того человека такие деньги? Куда смотрят власти?
— Тут многое преувеличено, — говорит Кандидат. — Но доля истины есть. И большая. Кто купил? Какая-нибудь народная артистка Жмыкина, может быть, хоккеист, родственники наших вождей или маршалов. Им ведь все дозволено.
— Ходит слух, будто будут деньги менять. А то в народе бродит денег в сто раз больше, чем положено. Потому и цены повышают.
— Цены все равно повышать будут. А деньги, которые не возвращаются обратно, можно не считать. Нам ничего не стоит напечатать новые.
— О Господи! А нам платят — смешно сказать!
— Чего мы стоим, то нам и платят.
— Мы ничего не стоим. А платят нам из милости, чтобы не подохли. Вдруг пригодимся? И для масс нужно. Прославлять мудрость вождей.
Из книги Твари
В таких условиях во всю свою гигантскую силу развернется человеческий разум. Огромных высот достигнет культура характеров и чувств людей. Коммунистическое бытие в полную силу разовьет новые моральные побуждения, солидарность, взаимное доброжелательство, чувство глубокой общности с другими людьми — членами одной человеческой семьи.
Девушки
Добрую Девицу прозвали Доброй за то, что она в первый же вечер без особой охоты, но и без особого неудовольствия была соблазнена отдыхающим, личность которого установить не удалось, причем соблазнена тут же за углом, у клуба. Известно было только то, что соблазнитель был вдребезину пьян, попортил некоторые детали туалета, надетого по случаю праздничного события — танцев в клубе, и сделал свое дело плохо. Впрочем, этому никто не удивлялся, так как мы все дела привыкли делать плохо, а что касается портить — тут и говорить нечего. Тем более упомянутая деталь была заграничной. Заграничное мы все покупаем охотно, а обращаемся с ним так, будто оно совсем не заграничное, а что ни на есть самое нашенское. Вот, например, в газетах писали, что два года назад купили на Западе автоматическую линию за десять миллионов рублей. И уже успели ее испортить и забросить в хлам и мусор на восемь миллионов. Автор очерка призвал все общественные организации, всех трудящихся спасти хотя бы два оставшихся миллиона. Но этот призыв — глас вопиющего в пустыне. Пропадут и эти два, да еще с собой пару наших миллионов прихватят. Чушь, сказал по сему поводу Инженер, вы просто понятия не имеете, во что обойдется демонтаж оборудования и переделка целого завода. Тут надо вложить не менее двадцати миллионов. Это же капитальное строительство! Но дело не в этом: упомянутая деталь туалета была испорчена до такой степени, что Девица подарила ее уборщице. Та и растрепала на весь дом отдыха обстоятельства этого происшествия.