Желтый дом. Том 2

Зиновьев Александр Александрович

— Но ведь он может искалечить жизнь многим молодым людям!

— Лишь тем, кто к этому склонен. К тому же КГБ и университетским властям на это наплевать. И готов держать пари, что вся эта группа выглядит безупречно с официальной точки зрения. Наверняка этот Гуру член партии. Угадал? И поклонники его комсомольцы, а то и активисты даже. Через какое-то время закулисная их игра вылезет наружу (забеременеет неизвестно от кого одна из поклонниц, например), и их разгонят. Если, конечно, они до того времени и сами не разбегутся.

Откровение Старика

— Жизнь прошла, — говорит Старик, — и впереди мне уже ничто не светит. Скоро на пенсию. Держать меня не будут, сразу выгонят. Зачем я им нужен? Что мне остается? Никаких материальных и духовных ценностей я не накопил. Все мое имущество не

стоит одной замшевой куртки Кандидата. Вспоминать почти нечего. Теории выдумывать — это не по моей части. Да и не по зубам И все-таки во мне еще звучит какая-то возвышенная и прекрасная музыка, я ее постоянно ощущаю. Даже, кажется, могу руками потрогать. Что бы это могло значить, как по-вашему? Не понимаете? Да, это трудно объяснить словами. Когда я был маленьким, я сильно заболел. Я был в таком тяжелом состоянии, что меня даже сочли почти умершим, но я не был мертвым, я был в ином мире. Я видел огромное-огромное пространство, а внизу — грязную извилистую дорогу. Я одновременно смотрел на эту дорогу с ужасающе страшной высоты и шел по ней. Я чувствовал себя очень маленьким, очень одиноким, очень несчастным. И сам же видел, какой я маленький, одинокий, несчастный. И знаете, что поразительно? Это видение потом повторилось с абсолютной точностью, но... наяву. В лагере. Ночью нас вдруг подняли, выгнали из бараков, построили и погнали куда-то. Мы шли много часов, падая от изнеможения. Несколько раз падал и я. Но держался. Мне казалось, что упасть — значит погибнуть. И ужас охватил меня. И я снова упал. И потерял сознание. Очнулся — лежу на грязной дороге совершенно один. На той самой дороге, что видел в детстве. Я ее сразу узнал. И бесконечно высокое небо я сразу узнал. Лишь потом я задумался над вопросом, почему меня оставили тут одного и живым. Может быть, не заметили, потому что я сам был сер, как грязь, и был втоптан в грязь. А тогда я ощущал... не думал, а только ощущал бесконечное одиночество и жалость к себе. И я побрел обратно. Почему обратно? Да потому что идущим именно в этом направлении я видел себя в том детском сне. И я дошел. Когда я пришел в лагерь, там уже не было никакой охраны, бараки были порушены, их собирались жечь. Занимавшиеся уничтожением лагеря люди были безмерно удивлены, увидев меня. Я упал снова и уснул. Какие они вели дискуссии, пока я спал, не знаю. Но они взяли меня с собой. Вскоре меня освободили и реабилитировали. Должны были освободить и прочих, но они куда-то исчезли. А видение той дороги уже не покидало меня после этого никогда. Вот и теперь, стоит закрыть глаза, и я вижу ее. И ощущаю себя на ней. Маленьким серым червячком. А в страшной высоте неба гремит эта проклятая музыка. Как сводный хор ангелов... Вы за собой ничего подобного не замечали?

— Я не был на фронте, — говорит МНС, — но мне почему-то слышится топот копыт, крики сражающихся, рев моторов самолетов, пулеметные очереди, взрывы бомб. Раньше мне чудились их голоса. Но теперь они почему-то умолкли.

Научные проблемы

— Странный наш заезд, — говорит Инженер. — Сброд какой-то.

— Вроде московской помойки, — говорит Универсал.

— Парадокс получается, — говорит Старик. — Появление каждого из нас тут вполне объяснимо. А почему получилось такое скопление, причинного объяснения нет. Почему, например, вы сюда попали, в такое неподходящее время?

— Составляли график отпусков, — говорит Универсал, — и меня сунули сюда. Сказали, что летом я буду нужен в институте. А какое там в институте?! Наверняка надо будет ремонтировать квартиру директора.

— А я вообще предпочитаю отпуск разбивать на куски и брать его в не подходящее для других время, — говорит Кандидат. — Летом у нас институт пустеет, делать совершенно нечего, так что получается дополнительный длинный отпуск.

— А Членкорица намекнула, что она скрылась в Москву от каких-то неприятностей там, у себя дома, — говорит Добрая Девица. — Она тут в командировке. И предпочитает проводить ее на природе.

— Конечно, — говорит Инженер, — раз мы все тут, были какие-то причины, вынудившие нас к этому. А вот попробуйте охарактеризовать этот сброд в целом! Ну, хотя бы первичную (рабочую) классификацию дать.

— Это плевое дело, — говорит Ехидная Девица. — Могу предложить следующую классификацию вполне в духе диалектического материализма и подтверждающих

его достижений современной науки. Отдыхающие данного заезда делятся на такие группы: 1) те, о ком думают, что они — стукачи, но они таковыми не являются; 2) те, о ком не думают, что они стукачи, но они таковыми являются; 3) те, которые являются или не являются стукачами независимо от того, что о них думают и думают ли о них вообще; 4) те, которые и вообще. Что скажет по этому поводу современная логика?

— Современная логика, — говорит МНС, — настолько далеко ушла вперед, что уже не способна справиться с такими примитивными задачками. Между прочим, идея Старика верна. Возьмите теперь все наше общество в духе его идеи. Каждое отдельное событие и каждый отдельный поступок людей вполне объяснимы с причинной точки зрения. А возьмите всю совокупность события и поведения людей и попробуйте к ней подойти с той же точки зрения. Ничего не выйдет.

— А как же быть в таких случаях? — спрашивает Дамочка.

— Очень просто, — говорит Универсал. — Пока еще не закрыли магазин, скинуться по трояку... Ну, хотя бы по рублю... Женщинам скидка на пятьдесят процентов...

Ленин или Винни-Пух

Но, начав пить, уже не могли остановиться. Инженер впал сначала в слезливое, а затем — в обличающее состояние. Привел я свою дочку в школу записывать, говорил он. А школа особая, хотя и в нашем районе: в нее не всех принимают. Устроили своеобразный вступительный экзамен. И потребовали, чтобы моя семилетняя Танюшка прочитала им стихотворение о Ленине. А она сказала, что стихов о Ленине не учила, а вот про Винни-Пуха — пожалуйста. Бог мой, что творилось после этого с почтенными педагогами! Как! — орали они с пеной у рта. Про Ленина не знает, а про какого-то Винни-Пуха знает!! В эту школу Таньку мою, конечно, не взяли. А мне на работу написали, сволочи, что я неверно ребенка воспитываю. В это время как раз началась кампания насчет воспитания детей в духе. На работе специальное партсобрание по моему поводу провели. На вид поставили. А я после этого сам всю детскую литературу про Ленина назубок выучил, а Таньке даже основные положения «Материализма и эмпириокритицизма» растолковал. Хотите, что-нибудь наизусть почитаю? Нет! — закричали все. Читай лучше про Винни-Пуха! Про Винни-Пуха мы все позабыли, сказал Инженер. Чудеса, сказал Старик, вы вот про какого-то Винни-Пуха разговариваете. А в мое время за это знаете что было? Прогресс все-таки очевиден.

Потом гуляли по поселку и веселились от души. Сначала хотели засунуть в форточку к Членкорице дохлую кошку, валявшуюся неподалеку от столовой. Но она разложилась настолько, что ее нельзя было в целости поднять с земли. Потом, оказавшись около дачи Петина, дразнили его собаку. Собака оказалась на редкость флегматичной. На самые изощренные дразнильные действия Универсала она лишь сверкнула зубами. Ну, погоди, сказал Универсал, отчаявшись вывести пса из равновесия, я тебе черепушку все равно прошибу при случае.

МНС сильно развезло. Дамочка и Новый Друг приволокли его в палату, раздели и уложили спать. Засыпая, он лепетал, что он, к сожалению, не Ленин, а всего лишь Винни-Пух. Кто такой этот Винни-Пух? — спросил Друг. Неужели вы не знаете?! — изумилась Дамочка. Вы же интеллигентный человек! Черт с ним, с этим Винни-Пухом, сказал Друг и предпринял попытку завалить Дамочку на свою кровать. Та сначала сопротивлялась, бормотала что-то насчет чести, достоинства, верности, порядочности и прочих моральных ценностей. В заключение она сказала, что и он (это — о МНС) далеко не ангел, и капитулировала.

Письмо к Ней

Вчера меня порядком развезло.

Но может быть, я не подвергнусь втыку —

На сей раз, слава Богу, повезло:

Меня приняли за другого забулдыгу.

Пить больше не хочу. И не хочу болтать.

И не хочу сверять нелепые цитаты.

Мою изорванную душу залатать

Смогла б теперь, пожалуй, лишь одна ты.

Солнце

День выдался солнечный. Отдыхающие преобразились. Мужчины тщательно выбрились, наодеколонились, надели праздничные одежды. Женщины... Ну, об этом и говорить нечего. Тут и без слов все ясно. Даже Членкорица затянула свою расплывшуюся тушу в трикотажный брючный костюм, и это не настраивало окружающих на юмористический лад.