Желудь

Ланцов Михаил Алексеевич

Он, разумеется, лукавил, сравнивая ситуацию с тем мультфильмом. Чай не каменный век, а 160-е годы нашей эры, с чем довольно давно определились по звездному небу. Да и локация вполне обычная — одна из рек левобережья среднего Поднепровья, и уютных пещер в округе что-то не наблюдается…

Иван минут десять стоял, молча наблюдая за уходящими людьми и думая. Ведь что же получалось? Неждан, очевидно, избежал пленения. Его судьба изменилась. А спровоцировать «эффект бабочки» очень не хотелось. Просто ради того, чтобы было куда возвращать после отключения по автоматическому таймеру,

который он выставил, забираясь в капсулу. Ведь одно неловкое движение — и все, привычного будущего нет. И Ивана вместе с ним. Хоть беги за этой кавалькадой и сдавайся им в плен, чтобы не нарушать естественный ход вещей. Но заставить себя это сделать он не смог. Все нутро аж винтом выкручивало от одной мысли о сдаче. А пока Иван медлил, караван ушел, закрывая этот вопрос. И позволяя уже, наконец, выйти на берег без всякой опаски.

Таймер должен был сработать ночью. А значит, что? Правильно. У него было немного времени, чтобы «пощупать» эту эпоху…

Впрочем, переступив через свои опасения «эффекта бабочки» Иван направился к тому мужчине, что лежал в рогозе. На вид — уже седой, но не дряхлый. Лет сорока, максимум пятидесяти. Точнее сказать он не мог. По здешним меркам — старик. Матерый.

Подошел, значит.

Довольно свободная рубаха имела окровавленную прореху вдоль правого бока. Сквозную. Ее осмотр показал — что-то прошло по касательной, рассекая плоть до ребра. Но не глубже. И кровотечение, в целом, уже остановилось.

Голова тоже в крови. И лицо, и волосы. Из-за чего создавалось впечатление проломленного черепа. Однако осторожная пальпация показала — кость цела. А весь этот жутковатый образ не более чем следствие рассечения кожи.

Незнакомец был жив, хоть и без сознания: и пульс, и дыхание присутствовали. Хотя у Ивана возникло ощущение того, что это ненадолго. Открытые раны в эти времена очень рискованная вещь из-за отсутствия антисептиков[3] и антибиотиков.

В целом же мужчина выглядел так, что его могли и трупом посчитать, либо умирающим. Во всяком случае, если не заморачиваться также, как это сделал Иван.

Вмешиваться в естественный ход исторических событий не хотелось. Но и раненого оставлять в воде казалось неправильно. Поэтому Иван осторожно вытащил его из воды и уложил под лопухами. Лето же. На солнышке оставишь — в миг мумифицируется или протухнет.

Сам же отправился изучать локацию.

Ну а что?

Как он ему еще мог помочь? Перевязать открытые раны грязными тряпками? Промыть их речной водой, полной всякой дряни? Да, в теории кое-что можно было сделать. Но в принципе, для начала, было бы неплохо определиться с обстановкой и понять, что тут ему вообще доступно…

Все поселение располагалось вокруг одинокой полуземлянки с четырехскатной соломенной крышей. Из-за чего она напоминала чем-то большой стог сена. Позапрошлогоднего, как подсказывала память Неждана. Вон, трава уже посерела местами, подпревая. Еще год-два и перекрывать. Но пока — нормально все.

Внутри негусто.

Лежанки из вязаной соломы, немного примитивной керамики и все. Ни очага или печи, ни сундуков, ни топчанов, ничего[4]…

Общая площадь около двенадцати квадратов. Примерно. Где-то три на четыре или как-то так. Весьма немного. Из-за чего семья из

пяти человек могла… хм… надышать достаточно, чтобы зимой не мерзнуть. Да и спать тут можно было только бок о бок, что также добавляло тепла.

Рядом с полуземлянкой стоял крытый загон для скота. Двускатная соломенная крыша на столбах и плетенка веток в качестве стен. С другой стороны участка располагалась маленькая землянка, где сейчас стояли пустые корчаги с корзинами. Ибо все припасы, имевшиеся у семьи, налетчики забрали.

Внешний очаг в виде кострища, обложенного камнями, находился на приличном удалении от жилой полуземлянки. Видимо, чтобы солому не подпалить искрами. Рядом с ним лежало немного хвороста и нехитрого кухонного скарба. Керамического. Грубой, ручной лепки, явно не знавшей гончарного круга. Тут все горшки такие были. И, как подсказывала память Неждана, не только у них. Каждый сам себе их лепил по мере надобности и обжигал. Корзины еще имелись. Разные, но в основном предельно простые и грубо сделанные. Некоторое количество.

Ну и все, в общем-то.

— Не богато… — тихо произнес Неждан, подводя итог и рассматривая поле ячменя, лежащее чуть в стороне. Не очень большое. Мало-мало распаханное грубой сохой, лишенной даже металлического наральника. Вон она у загона для скота валялась. Рядом с нехитрой сбруей для запряжки быков, ну или коров — тут как повезет.

Поле вытоптали.

Не все, но прилично. Эти уроды прогнали через него стадо, ранее захваченное у других семей. Так что в центральной его части считай, что и ничего и не осталось. Только по краям.

Что еще?

Нож.

Маленький такой ножик. Крошечный, по меркам гостя из XXI века. С клинком в указательный палец[5]. Но он не смущался и не удивлялся. Чай с эпохой был знаком и понимал: железа был острейший дефицит. Поэтому и такой нож — величайшая ценность. А он — везунчик, так как нож не выпал из нехитрых ножен, пока Неждан принимал водные процедуры в реке.

И все.

— Ужас… тихий ужас… — пробурчал Неждан, садясь к опрокинутому и разбитому горшку. В его черепках еще имелись остатки каши, которой очень нескоро он сможет покушать, запасы зерна-то забрали.

Огляделся.

Столовых приборов не наблюдалось. Как и мисок. Поэтому он достал нож и, используя его как лопаточку, осторожно поел.

Потом побродил по округе немного, все вокруг разглядывая. Недолго, так как где-то через час, в сумерках раненный очнулся и застонал…

— Голова… — просипел тот.

Правой рукой было дернулся он ее потрогать, но быстро унял порыв. Сказывался рассеченный бок. А на левой руке он покоился пару часов подряд и, судя по всему, ее отлежал. Вон — плетью висела и почти не шевелилась несмотря на все его потуги.

Иван молча подошел и помог ему сесть.

— А… это ты… утопленник. — произнес этот мужчина, разглядев Ивана… ну, то есть, Неждана.

— Слухи о моей смерти несколько преувеличены, — возразил тот, вызвав у раненого сначала ступор, а потом смех вперемежку с воплями. Все-таки ржать с такой раной на ребрах не лучшая идея. А уж головой трясти после сотрясения и подавно. Так что мужчина вновь потерял сознание, отключившись. Причем снова, судя по всему, наглухо. Вон — вырубило, хоть ногами пинай.