Желудь
Шрифт:
Спорить Неждан не стал.
Знал — правда.
Но так он и не собирался ни у кого брать, а сам делать мыслил. Ибо с одним только ножиком малым — не жизнь, а морока. Мучение. А ведь ни топора, ни косаря[4] у семьи не имелось, даже если бы ее не ограбили эти разбойнички. Из-за чего они только и собирали хворост, подчистив округу. И не только у семьи. Топоров вообще было наперечет по всей округе. С косарями получше, но не сильно. Обычно один на несколько семей…
Неждан приступил молча к еде, взяв свою порцию.
С мрачным
Жизнь здесь выглядела до удивительного беспросветной. Борьба за выживание без конца и начала, а главное — надежды. Каждая зима — как генеральное сражение. Да и не только зима. Доходило до смешного. Вон, даже ложки не было. Вилки-то черт с ней. Но даже единственную ложку эти мерзавцы испортили, раздавив. А пальцами есть не хотелось, да и ножом тоже. Поэтому он отколол себе две палочки от сухого бревна. Наспех их оправил. И начал ими кушать. Благо, что там, в будущем, нередко практиковался с каким-нибудь удоном.
Вернидуб ел руками. И смотрел на парня ВОТ такими глазами, наблюдая за тем, как тот орудует палочками. Не всегда и все удавалось. Это тело еще к таким вещам не привыкло. Но… Неждан ими именно ел и весьма ловко. Отхлебывая получившийся навар через край миски. Но ничего не говорил.
Да и вообще, как-то к разговору никакой тяги не было. И каждый думал о чем-то своем. Вот в тишине и поели. После чего без лишних разговоров отправились отдыхать. Вернидуб почти мгновенно провалился в сон, а вот к Неждану Морфей совсем не шел. Его, как и накануне, распирало от целого роя мыслей. Только уже других. Осознание того, что это все не игра, а натуральная жизнь давило немилосердно.
Животные — ладно.
Они летом вряд ли полезут на провонявшую дымом территорию. Во всяком случае — хищники, которые поумнее. А вот люди могут… в особенности людоловы. Их возвращения Неждан и опасался. Невольно проводя параллели с образами более поздних эпох.
И это терзало.
Морально.
То и дело заставляя просыпаться и прислушиваться.
Снова засыпать.
Снова пробуждаться в тревоге.
И так раз за разом. Всю ночь мучаясь в ожидании мнимого нападения. Да, разум ему подсказывал — эти уроды ушли. И вряд ли по этому маршруту полезут в ближайшее время. Чего тут брать-то? Но легче ему от этого не становилось. На его психику последние пару дней вообще многое навалилось, вот нервы и шалили.
А где-то вдалеке время от времени выли волки, обещая веселую и насыщенную зиму…
[1] Выработка желудочных соков ухудшается, из-за чего еда плохо переваривается. Мышцы начинает сводить при нагрузке. И прочее.
[2] Сырое молоко взрослые в те времена пили очень ограниченно из-за ряда проблем. Начиная с того, что коровы доились только в теплое время и молоко очень быстро портилось, и заканчивая всякими неприятными инфекционными последствиями (его ведь даже не процеживали). Про инфекции, конечно, никто ничего не знал, но поносы выступали хорошим показателем того, что есть не нужно.
[3] Серпы были очень небольшие, редко с клинком больше ладони.
[4] Косарь — это большой нож, как правило, с толстым
Часть 1
Глава 3
166, июнь, 4
Неждан открыл глаза.
Сквозь щели у двери пробивались первые лучики солнца. А его правая рука все так же сжимала копье, как и в тот момент, когда он окончательно заснул.
Никаких резких движений при пробуждении он не делал.
Только открыл глаза и прислушался.
С вечера он не пил на ночь, поэтому и не давило особо. Что позволило при пробуждении избежать ненужной суеты.
Осторожно встал, стараясь не издавать ни единого звука. Хотя на соломе это казалось утопией — приходилось подниматься медленно, чтобы получающееся шуршание смазывалось и не «бросалось в глаза». То есть, тонуло в общем потоке «белого шума».
Подошел к двери, краем глаза замечая удивленный взгляд раненого. Тот умудрился проснуться буквально с первыми движениями Неждана и молча за ним наблюдал.
Дверь была плетеная, обтянутая частью старыми шкурами, частью грубой, видавшей виды тканью, и набита сухой травой. Ее «отделку» разбойный люд даже трогать не стал, хотя обычные тряпки все забрали. Запереть надежно такую дверь, конечно же, не представлялось возможным в силу ее хлипкости. Поэтому Неждан накануне продел куски лыка через каркас, сформировав несколько петель изнутри. И воткнул в них не очень толстую, свежую палку — достаточно упругую для того, чтобы ее нельзя было сломать дверью, открывающейся наружу.
Да, не самая надежная защита, но время проснуться и как-то отреагировать она должна была дать…
Так вот. Разблокировав дверь, Неждан толкнул створку от себя.
Резко.
И перекатом ушел вперед. Стараясь как можно скорее проскочить слепую зону у двери, где его могли поджидать в засаде.
Вылетел.
Вскочил на ноги.
И начал крутиться, озираясь с каким-то диким, затравленным видом. Пока, наконец, не замер, принюхиваясь и прислушиваясь.
А вокруг стояла тишина.
Ну… относительная. Так-то какая может быть тишина утром на опушке леса, да еще и у реки? Все щебетало, чирикало, шуршало, плескалось и так далее. Просто на фоне естественных звуков не наблюдалось ничего такого, что выглядело бы опасно или подозрительно.
— Показалось, что? — тихо спросил Вернидуб, осторожно выходя следом.
— Показалось. Будто гости у нас.
— Я ничего не слышал.
Неждан пожал плечами, ничего не ответив. И повисла неловкая пауза. В чем-то даже глупая. Которую разрушил Вернидуб максимально неуместным вопросом: