Жемчуг королевской судьбы. Кубок скифской царицы
Шрифт:
– То есть вот прямо без экспертизы? – уточнила Катя.
– Да, без нее. Ребят, ваш платок старинный, с камушками, ему много лет, но я предполагаю, что больших денег за него вы не получите. Это честно. Думайте, я не тороплю.
Денис побарабанил пальцами по прилавку. Катя подошла к нему вплотную.
– Что скажешь? – едва слышно спросила она.
– Не знаю, – признался Денис и повернулся к Эдику: – А сколько вы за него дадите?
– Вещь старинная, из натурального шелка, с жемчужным украшением, – принялся перечислять Эдик. – Но не новая, а средней сохранности. А больше ведь о ней ничего конкретного сказать нельзя. Кроме примерного «возраста», разумеется.
– Мы согласны, – проговорила Катя.
Денис в ответ промолчал. Он вообще не понимал, правильно ли они поступают. Ему было неуютно в этом месте, а беседа на тему, в которой он ничего не смыслил, начинала напрягать.
– Давайте уже все закончим, – сдался он. – Сколько за него дадите?
– За пятнадцать тысяч рублей я выкупил бы вашу вещицу, – сообщил Эдик.
– Пятнадцать тысяч?! – ахнула Катя. – Серьезно?
– Мало? – по-своему понял Эдик. – Ну, давайте за двадцать. Больше все равно дать не смогу. Ребят, ну, посудите сами, вы же не жемчужное колье принесли…
Катя стиснула руку Дениса и кивнула. О таких деньгах она и не мечтала.
– Переводом на карту, пожалуйста, – попросила она. – И чек. В бумажном и электронном виде.
– И чек, – улыбнулся Эдик и достал из кармана телефон. – Куда переводить? Молодому человеку? Диктуйте номер телефона.
Вечером, закрыв входные двери, Эдик отправился в каморку в дальней части магазина. Сел на стул, настроил свет, вооружился лупой, надел очки. Снова растянул платок на специальном столике и осмотрел его более тщательно.
– Да ты определенно стоишь денег. – Губы Эдика растянулись в довольной улыбке. – Не просто так ты заинтересовал своих хозяев.
Он взглянул на часы и потянулся за мобильным телефоном.
– Привет, дядя Миша, – сказал Эдик в трубку. – Как твои дела?
– Не дождешься, – прохрипел дядя Миша.
– Простыл, что ли? Говоришь странно.
– Да запивал таблетку, а вода не в то горло пошла.
– А я хотел заехать, – объявил Эдик.
– Сегодня?
– А что такое?
– Нужен твой совет. Я ненадолго.
– Жду.
– Что-то надо куп..?
Но дядя Миша уже положил трубку. Он всегда ставил точку в разговоре первым.
Эдик задумчиво посмотрел на телефон, сунул его в карман, сложил платок и газету в пакет и аккуратно положил его в сумку.
– Спасибо, дядь Миш, – улыбнулся Эдик и погасил в каморке свет.
Глава 5
Случались моменты, когда Мигунову казалось, что ему давно пора умереть. Однако смерть, которую он призывал в моменты особенно сильных страданий, на связь не выходила. Спустя некоторое время ему становилось легче, и это повторялось снова и снова, и появлялись дурацкие мысли о том, что, наверное, он не так-то сильно и нужен на том свете, если раз за разом приходит в себя.
Зимой он отметил свое семидесятилетие. Красивая дата восхищала и ужасала одновременно. Сколько ему интересно осталось? Как ему вообще удалось не убраться на тот свет раньше? Сколько моментов, опасных для жизни, случилось с ним за эти годы? С десяток, не меньше. И нож у горла он успел почувствовать, и убийством ему грозили, и сердце не раз прихватывало, и в пару серьезных аварий угораздило попасть. Все обошлось, все преодолел. А вот чертов рак, похоже, станет
После преждевременной смерти единственной и любимой жены Веры дядя Миша себя любимого больше никому не доверил. Были и после нее в его жизни всякие симпатичные девушки, но ни одна не задержалась. Просто после пары встреч ему становилось ясно, что та, кто не против провести с ним время, снова не прошла его личный отбор - ни в чем не напомнила ему умершую супругу. Зная себя, Мигунов первым прерывал отношения, практически скрывался, слетал с радаров, не отвечал на звонки и избегал всяких объяснений, которых, если честно, после такого поведения от него и не требовали. При всем этом он очень боялся увидеть в ком-то свою утраченную любовь. Когнитивный диссонанс. Вечная пытка, когда ты не можешь не потому, что не хочешь, а потому, что желаешь слишком сильно.
В конце концов он решил, что ему никто не нужен.
Детей дядя Миша также не нажил. Они с Верой как-то не задумывались об этом, а потом, когда она заболела, вопрос закрылся сам собой.
Познакомившись с супругами Кумарчи и впервые очутившись в их доме, Мигунов поразился тому, насколько легко, непринужденно и по-взрослому они ведут себя с сыном.
Эдик рос в среде, наполненной уважением и обожанием, и поначалу Мигунову показалось, что родители перебарщивают с заботой о ребенке. После, узнав, что мама Эдика родила его в позднем возрасте, а своих спиногрызов он так и не завел, он решил, что не ему рассуждать о воспитательных моментах. Так кто дал ему право что-то там решать про других? К тому же Эдик, встречаясь с Мигуновым, каждый раз вежливо здоровался и мог задать гостю совсем не детские вопросы типа: «Как поживаете, Михаил Иванович? Сегодня магнитные бури, а вы их ощущаете или нет?» или «Как вы думаете, а почему наши продули аргентинцам вчерашний матч? Ведь неплохая у нас команда, как считаете?», а потом терпеливо выслушивать ответ и даже не отводить при этом взгляд своих прекрасных черных глаз.
Мальчишка был не только красив, но и умен, а еще прекрасно воспитан.
О том, что супруги Кумарчи заинтересовали милицию, Мигунов узнал от их общего знакомого. Самому знакомому бояться было нечего, потому как зарабатывал он на жизнь мясником в районном гастрономе, а о его тайной жизни, которую он вел, выходя из-за прилавка, вряд ли подозревали в органах внутренних дел. Однако он как-то признался Мигунову, что в душе он с рождения тянулся ко всему прекрасному. Например, сам научился лепить из глины посуду, типа плоских тарелок и грубого вида чашек, которую после обжига и нанесения легких повреждений специальным инструментом можно было легко выдать за остатки какой-нибудь древней цивилизации. Покупателям своих творений он честно говорил, что продает им искусные копии, но те, даже зная правду, все равно платили ему очень хорошо.
Об Эдике Мигунов тогда даже не подумал. Его мысли сразу же улетели в сторону заветной сокровищницы, которую глава семьи Кумарчи устроил в его квартире. Мигунов хотел бы перепрятать все это добро, но не знал куда, а главное, может ли он так делать вообще? Вещи-то ценные, редкие и ему не принадлежат. К самому владельцу прийти побоялся, тот тоже не выходил на связь, и так прошло довольно много времени. А потом Мигунов заглянул в международные новости, и вышло это случайно, он просто включил телевизор, а там худой диктор кратко излагал суть происшествий, случившихся в мире. И кадры, на которых крупным планом та дорожная сумка, долгие годы нет-нет да и вставали у него перед глазами. Он так и не понял, почему к нему не пришли с обыском.